Последний выбор
Шрифт:
Мы остановились шагах в десяти. Печальная очевидность: если они нападут — нам конец. Кидаться на них врукопашную самим тоже не очень хочется.
— Обойдём? — неуверенно спрашивает Артём.
Мы сходим с дороги и осторожно, бочком, пытаемся обойти стоящих на ней тварей, но они тоже сдвигаются вслед за нами. К ним присоединяются другие и теперь их уже десятка два. Они идут, выстроившись полукругом, не приближаясь, но и не отставая.
— Нас куда-то отжимают, — сказала Ольга, — мне это не нравится.
Тоже мне новость. Мне тут вообще ничего не нравится.
Мы уходим всё дальше и дальше от дороги, пытаясь обогнуть загонщиков по большой дуге, но нас уверенно оттесняют в пустошь.
— Что это там? — Артём показывает в сторону.
— Похоже
Цилиндрический длинный корпус, неровные проёмы иллюминаторов и люков — действительно похоже на кусок фюзеляжа без носа и крыльев. Передняя часть грубо оторвана, в корпусе дыры, внутри всё ободрано до металла и всё же, всё же…
— Это не самолёт, — уверенно говорю я, — это гондола волантера. Вон, смотрите, следы крепления внешней палубы. А сверху кусок силовой балки от несущего баллона. В точности как у нашего. Я его весь облазил, с закрытыми глазами узнаю, наощупь.
— Говорят, раньше волантеров было много, — неуверенно сказал Артём, — а этот кусок давно тут лежит.
— Всё равно странно… Не бьётся тут что-то с хронологией событий. Волантеры — это Первая Коммуна. Наш был личным транспортом Инженера, который, если не врёт, до того, как подался в Хранители, входил в её высшее руководство. А Изнанка стала таковой куда раньше…
— «Если не врёт», — сказала скептически Ольга, разглядывая обглоданную дочиста гондолу, — ключевое слово «если».
— Не суди по себе, — не удержался я.
Артём посмотрел на меня укоризненно, но я не виноват, что его драгоценная рыжая красотка постоянно брешет мне с тех пор, как я её в первый раз увидел. Уж не знаю, откровенна ли она с ним, но что-то сильно сомневаюсь.
Твари остановились и не препятствовали осмотру обломков. Внутри осталось только то, что было из неизвестного лёгкого металла. Дивно прочный, он и здесь успешно сопротивлялся распаду. На силовых фермах и несущих балках остались серые шины энергопроводников, но вся обшивка, трубы, тяги и механизмы рассыпались трухой. О давней катастрофе можно судить только по следам на корпусе — передняя часть, где была ходовая рубка, оторвана по самую кают-компанию. Видимо, внешним взрывом. Я не эксперт по авиакатастрофам, но поставил бы на то, что взрыв был сверху — пробоины в верхней части, оборванные силовые подвесы, загибы металла по линии разрушения… Не знаю, может ли взорваться несущий баллон, но если да — то это он. На эту мысль наводит и то, что ни его, ни хвостовой части поблизости нет. То ли разнесло в клочки, то ли гондолу взрывом далеко отшвырнуло. Но всё, что я вижу тут, совпадает с нашим волантером до последней заклёпки. Здесь погиб его систершип. Если на нём был экипаж — не выжил никто. При таком взрыве выживших не бывает.
— Эй, Зелёный! — позвал меня Артём. Голос у него был довольно нервный.
Я выбрался из обломков и увидел, что, пока я там лазил, тварей собралось уже с полсотни, и они нас окружили. Похоже, терпение кончилось, и нас сейчас будут жрать.
— Давайте сюда, — скомандовал я.
Тут есть довольно узкий проход, и…
— Что будем делать? — мрачно спросила Ольга.
— Неправильный вопрос, — вздохнул я, — что будут делать с нами? Но, как паллиатив…
Я отмахнул УИном длинную и тонкую палубную подпорку. Срезав острый треугольник с ребром жёсткости с корпуса, прихватил его лучом к концу этой палки. Получилось лёгкое и прочное копьё длиной около двух метров.
— Это тебе, — вручил я его Ольге, — ты будешь гопломахерша.
— Гопло что?
— Гопломахерами 14 называли гладиаторов, бьющихся копьём, — сообразил начитанный писатель, — а нас ты кем назначишь?
— Мирмиллонами 15 , — сказал я, отрезая небольшие куски обшивки
14
Гопломах — копейщик (hoplomachus от греческого «» — «вооружённый боец»).
15
Мирмиллон (myrmillo) — вооружённый щитом и мечом гладиатор. На шлеме носили изображение рыбы «мормир» (греч. , ), отсюда и название.
16
Скутум — гладиаторский щит.
17
Гладий, гладиус — короткий меч.
— Очаровательно… — мрачно сказала Ольга, делая пробные выпады копьём. — Сколько там было спартанцев? Триста? Нас всего трое…
— Мы скорее бестиарии 18 , — уточнил аналогию я, — видите этот проход? Мы, два мирмиллона, затыкаем с двух сторон, а ты, наш гопломахер, стоишь между нами и тычешь копьём поверх наших щитов, стараясь не откромсать нам уши.
— Откуда такие познания? — спросила рыжая.
— В кино видел, — честно признался я, — а что, есть предложения лучше?
18
Бестиарий (bestiarius) — гладиатор, предназначенный для боя с хищниками.
Она ничего не ответила, и я счёл это согласием. По крайней мере, в узком проходе твари не могут накинуться толпой.
У той, что ещё не совсем серая, кровь оказалась тоже человеческая, алая. Она бросилась первой и залила меня с ног до головы, разрубленная сабельным ударом УИна. Под ногами стало скользко, а внутри — мерзко. Я бы блевал дальше, чем видел, но было некогда. Следующий — серый и безглазый, но слепота ему не мешает. Он чуть не выдрал у меня импровизированный щит, и отрубленная рука несколько секунд висела, вцепившись когтями в его край. Потом упала куда-то под ноги, смотреть туда было недосуг. У него, как и у следующего, кровь чёрная, как дёготь, и вязкая, как трансмиссионное масло. Как они с такой живут? Недолго, если попадают под УИн. Хорошо, что здесь почему-то нет запахов, иначе я бы не выдержал. Следующий кинулся понизу, на четвереньках, лягушкой прижимаясь к полу. Я подумал, что он метит в ноги и растерялся от неожиданности, но он ухватил за ногу труп той, свежей тётки и быстро потащил его наружу. Я ему не препятствовал. Атаки временно прекратились, послышалось омерзительное чавканье, и я смог обернуться.
По тому, что копьё поверх моего плеча не появлялось, я догадывался, что у Артёма ситуация хуже — и не ошибся. Вдвоём с Ольгой они наколотили побольше моего. Из их кучи трупов теперь тоже утаскивали тушку посвежее. Проголодались, видать.
Я тоже, кстати. Но пока не настолько, чтобы есть, стоя по колено в крови и кишках. Так мне хотя бы блевать нечем. Ближний бой — это отвратительно. Люди не зря придумали огнестрел.
— Пока держимся, — сказал Артём, опуская щит.
— Надолго ли? — спросила Ольга.
Она побледнела и её заметно шатает. Мы все смертельно устали, и скоро это «смертельно» перестанет быть преувеличением. Достаточно один раз поскользнуться. Любому из нас.
— Я пока присяду… — сказала она и, сбросив рюкзак, уселась прямо на уляпанный кровью пол, прислонившись к стене.
В коридор уже заглядывали самые нетерпеливые, но, видя нас, пока опасались. Ничего, сейчас проголодаются посильнее…
— В конце концов, они нас просто завалят телами, — сказал грустно Артём.