Последняя аристократка

Шкатула Лариса Олеговна

Да и торчать здесь, на холодном ветру, охраняющие, как видно, не сочли необходимым, потому что кроме Наташи на дороге, насколько она просматривалась, не было ни души.

То ли от страха, который червячком вполз в её сердце, то ли от предвкушения трудностей, поддаваться которым не следовало, Наташа почувствовала некий кураж, который так часто спасал её в работе цирковой акробатки.

Никого нет? И не надо! В конце концов, не станет же она стучать по оглобле, сообщая всем желающим, что она идет.

Скорее

всего, охраняющие въезд в село жили в доме, который почти примыкал к дороге и был выбран энкавэдэшниками в качестве поста или некой сторожки. Дверь в него была плотно прикрыта, и лишь на одном из окон красноречиво отдернута занавеска.

Но не могло ей все время везти. Какой-то военный, выходя из-за избы и оправляя штаны, из-под которых виднелись завязки кальсон, поднял голову и встретился с нею взглядом. В его глазах отразилось такое изумление, что Наташа слегка поджала губы, дернула плечом и пошла себе вперед, как ни в чем не бывало.

— Минутку! — пришел в себя растерявшийся было мужик. — Минуточку, гражданка! Стой, твою мать, кому говорю!

Наверное, он кинулся бы бежать за нею по дороге, но боялся в таком виде вызвать смех. У кого? У нее, красивой молодой женщины, неизвестно откуда взявшейся, или у товарищей, которые тоже проснулись и с минуты на минуты должны были появиться на крыльце?

Как бы то ни было, Наташа решила работника органов внутренних дел, судя по голубым кантам, понапрасну не злить.

Она остановилась и вполоборота повернулась к нему.

— Ну, стою, и что дальше?

— Кто разрешил вам войти в село? — продолжал возмущаться военный. Разве вы не видели шлагбаума на дороге?

— Вы имеете в виду оглоблю? На всякий случай я по ней постучала, никто не ответил…

— Шуточки шутить изволите:

— Ничуть. Просто обычно шлагбаумы перекрывают путь транспорту, вот я и подумала…

— Здесь думаю я! — гордо заявил мужчина.

— Извините, я не знала, — нарочито послушно проговорила она, но энкавэдэшник ничего особенного в её тоне не уловил.

Теперь он медленно и осторожно подходил к ней, будто она была перепелкой или опустившейся на цветок бабочкой, которую он собирался поймать.

На крыльцо так никто и не вышел, что Наташа сочла для себя добрым знаком. Она уже знала, что с этим — кто он, офицер или какой-нибудь чересчур ретивый сержант? — она вполне сможет справиться.

Потому она стояла на дороге и покорно, как ему показалось, ждала его приближения.

— Откуда вы взялись, гражданка? — строго спросил он, сверля её глазами.

— С поезда, — простодушно ответила Наташа.

— Утром никакой поезд на станции не останавливается, подозрительности в его взгляде прибавилось.

— Я приехала вчера, поздно вечером, но не идти же в ночь по неизвестной местности.

— Так. Ваши документы! — потребовал он и тщательно изучил её паспорт. — Вы — москвичка?

И что же вас привело в такую даль?.

— Я приехала навестить брата. Двоюродного. Петра Алексеева. Тетя очень волнуется. От него два месяца не было писем. Мы боялись, не случилось ли чего?

— Кто он такой, ваш Петр Алексеев? Колхозник?

— Врач, — терпеливо пояснила Наташа. — Петя — здешний врач. С ним живет жена и трое детей…

По лицу военного скользнула какая-то эмоция: то ли приятное воспоминание, то ли предвкушение, но вслух он ничего не сказал.

— Я не пойму, — между тем, как бы спохватилась она, — разве теперь уже нельзя навещать родственников, которые живут в деревне?

— Можно, — усмехнулся тот, — но осторожно.

И засмеялся собственной шутке, но тут же резко оборвал смех, словно он давно отвык смеяться и смешок вырвался у него случайно.

— Так я могу идти? — спросила она и протянула руку за паспортом.

"Черта с два ты пойдешь! — вдруг отчетливо услышала она его мысли. — С такой кралей мы сейчас разберемся по всем статьям. Ребятки мои заскучали, а тут лакомый кусочек. Никуда ты не пойдешь, моя сладкая!.."

А вслух он сказал:

— Тут, понимаете, гражданочка, у нас дело серьезное. В селе карантин.

— Карантин? — явственно ужаснулась она. — Вы имеете в виду, что здесь какая-то заразная болезнь?

— Очень заразная, — он уже протягивал руку, чтобы ухватить её за локоть. — Вы и представить себе не можете, какая она страшная и заразная! Потому вы сейчас пройдете со мной, и наш врач сделает вам прививку.

— Вы хотите сказать, что сюда приехала целая бригада врачей.

— Это я и хотел сказать: целая бригада врачей! — цинично усмехнулся он. — Приехала лечить крайне запущенную болезнь…

Глава двадцатая

Надо сказать, Ян отнесся к своему заключению несколько легкомысленно. Он был здоров, уверен в себе и обладал некоторой долей мазохизма, потому что мог со стороны наблюдать за собственными страданиями с усмешкой: мол, слабоват ты, парень, кишка тонка! А если бы ты был настоящим контрреволюционером? Стали бы тебя уважать враги, зная о твоих слабостях?

Наверное, такая ирония объяснялась и его интересом врача-ученого, исследующего возможности человеческой психики. Способен ли человек выживать в экстремальных ситуациях? Чем это объясняется?

Он считал, что мало кто из врачей получает подобный полигон для испытаний своих научных разработок. Причем может проводить их не сам, а имеет в распоряжении десятки ассистентов, которые на его глазах проводят такие испытания с другими.

В глубине души он понимал цинизм своих рассуждений, но оправдывал себя тем, что и сам не избежал участи заключенного, пусть даже с некоторыми вариациями.