Последняя инстанция. Расследование
Шрифт:
– Якобы, на красный? Ну и ни фига ж себе! То есть, кто-то за судом подчищает?
Я наконец-то опомнился. Интересное кино получается: непроспавшийся следователь городской прокуратуры рассказывает простому районному следователю всю изнанку дела, которое не то, что из избы, из собственной головы лучше не выносить. Но, в общем-то, дело сделано, слово сказано – ничего не попишешь. Я постарался быстро свернуть разговор:
– Ладно, Серёга! У меня тут новое дело, так что не мели языком и максимально быстро узнай, всё, что можно узнать. Жду отзвона. И никому ничего пока!..
– Новое дело?! – взвился Звонарёв. – Тоже из серии?! Что же ты темнишь-то всю дорогу?! Так мне и будешь информацию порцайками выдавать?
Я смолчал, что вообще очень жалею, что даже то сказал, что сказал. Напоследок мстительно припомнил:
– Ты мне тоже
В ухо раздались повизгивания коллеги, разъярённого моей наглостью:
– Ты же сам так хотел – с заду наперёд!.. – но я уже не слушал его.
Глава 23
Какая связь между всеми делами? Какое отношение театр, кино имеет ко всем этим преступлениям? В подобное совпадение верится с трудом. А, точнее, совершенно не верится. Куприянов был сыном ректора театральной академии, или как там она сейчас называется… Кировский был артистом. Родной брат Артёма Траубе – киноактёр. Элина Бершадская студентка той же самой академии. Или как там её ещё… Папа Элины – известный певец, а, стало быть, тоже артист. Не нравится мне этот сюжетец. Гаргаевы! Чёрт их знает. Может, они не были такими уж ортодоксальными?.. Были же у них семьи: официальные жёны, дети… Может по их нравам, держатели казны, или как там она у них называется, вовсе не обязаны блюсти всякие там монашеские законы. У наших ведь тоже не только «законники» общак держат, но и ими назначенные. У них и семьи, и дети… Это я о чём вообще?.. А! Да о том, что Гаргаевы могли и в кино сниматься между делом. Вернее, между делами, так как деятельность у них была разносторонняя и бурная, судя по всему. Я поискал в трубке номер Петроградского следственного отдела, нашёл телефон капитана Немоляева, набрал. Коллега, видимо, только что проснулся, потому что отвечал поначалу вяло и неуверенно:
– Да чёрт их знает, братьев, чем они в свободное от преступлений время занимались. Может, и в кино снимались, я не в курсе. Там и без хобби, основной деятельности хватило на восемь месяцев расследования. Когда было интересоваться их свободным от рэкета, убийств и отсидок временем? Хотя, погоди, капитан, что-то я такое припоминаю… Был разговор. Точно был! Перезвоню сейчас…
Немоляев перезвонил буквально через пять минут. Голос его был уже вполне бодрым и уверенным:
– Ну вот, ребята подтвердили. Младший Гаргаев продюсировал сериалы. Вот ведь, смотри – бандит бандитом, а туда же, к искусству с культурой потянуло. Ну, то, что они свои религиозные структуры здесь поддерживали сильно, это и так понятно. Но вот, чтобы кино… Что-то подобная тяга к прекрасному меня пугает… Ну, в общем, что знал – рассказал.
Меня «тяга к прекрасному» оголтелых бандитов никак не удивила. Мы в конце девяностых частенько проводили проверки многочисленных фондов, из которых перечислялись миллионы долларов на странные культурные мероприятия. Как раз кино было в тот момент наиболее подходящим по поглощению бюджета явлением. Фильмы благополучно ложились на полку. Полуголодные актёры работали за копейки, расписываясь в ведомостях за тысячи долларов. Сценарий, качество, сюжет и прочее никого не волновали. Кино было отличным средством обогащения. Как только дело доходило до проверки, выяснялось, что творческий порыв увёл режиссёра в ту самую тему, которая в этот год сулила уход от налогов. Объявили год, например, «годом без наркотиков», значит, пожертвования на всяческие антинаркотические программы позволяют барыгам не платить налоги в этот год. Часть вложенных средств вернётся обратно в наличном виде – чистенькими и хорошенькими. Чиновники опять-таки, руки греют: из госбюджета деньги на программу перечисляют, обратно в наличном виде себе в карман суют в виде откатов. А наркотики и те, и другие участники помывочного процесса продолжают, как ни в чём не бывало, курировать. Вот такая свистопляска. Все при интересе. Съёмочная группа снимает никому не нужное кино. Актёры имеют хоть какие-то заработки в период нищих девяностых. «Костюмы» удачно, быстро, а, главное, бесследно осваивают государственный бюджет, коммерсанты освобождаются от налогов, наркоманы колются, дилеры торгуют… Жизнь идёт своим чередом.
Так что, продюсирование фильмов одним из братьев меня нисколько не удивило. Где-то им надо было деньги отмывать. Кино – лучший для этого способ. Стало быть, Гаргаевы, по крайней мере – один из них,
Подошли коллеги из Курортного. Вежливо поинтересовались, введу я их в курс дел и объясню ли ситуацию. Пришлось пообещать, что скоро расскажу подробности. Проясню, так сказать… Как только сам пойму, так сразу и объясню. Нисколечко не соврал. Просто, ни разу.
Машину, вернее, то, что от неё осталось, решено было эвакуировать на экспертизу, минуя стоянку гибэдэдэ. Смежники совершенно не расстроились по этому поводу. Надо, так надо. Что делать на месте аварии сотрудникам ГИБДД, если тут и так в полном боевом комплекте следователи РУВД, прокуратуры и эксперты в придачу? Они торжественно удалились, пожелав нам удачи, на что были тут же посланы к чертям собачьим.
Оперативники дописывали протокол. Мы со старшим следователем и экспертом двинулись в направлении их отделения. Там спокойно присели за рюмкой чая, и я, не спеша, с чувством, толком, расстановкой поделился с коллегами всей имеющейся у меня информацией. Глупо было что-то скрывать, с учётом того, что два дела из серии уже висит на их отделении.
Следователи долго и многозначительно молчали, потом почти одновременно протянули: «М-дааа!» и больше, похоже, они ничего сказать не могли. Для них события в Тарховке были преступлением и только. Сегодняшняя авария, даже с учётом того, что она была подстроена, – лишь авария. Информация, которую я им дал, выводила оба эти преступления на иной уровень. А работать на этом уровне сложно и тошно. Невесёлая картина складывается. Преступления продолжаются, концов не найти, методы меняются, связь между событиями какая-то эфемерная… Объединяет всё лишь электронная почта. Не будь этих писем – вообще невозможно было бы определить, что все эти убийства – звенья одной цепи. Но я-то знаю, что это так. И ребята знают. Сидят унылые и растерянные. Я им рассказал практически всё: и про электронные послания, и про Гаргаевых, и про преступления, совершённые Куприяновым, Кировским и Бершадской. Даже про Траубе пришлось поведать. Последний эпизод вообще ввёл коллег в состояние шока. Трудно удивить бывалых оперов, однако, мне это удалось. Хотя, почему мне?.. Если все эти преступления совершены одним лицом, то в выдумке ему не откажешь. И ведь, что самое неприятное во всей этой истории… Он совершает убийства с таким цинизмом и с такой наглостью, что оторопь берёт. Он не боится ни черта. Одна и та же винтовка. Одни и те же пули. Один и тот же электронный адрес. Или преступник чрезвычайно неопытен, умён, хитёр, и, потому, невероятно опасен, или это опытный киллер, который уверен в себе на все сто, и поэтому тоже крайне опасен. И в том, и в другом случае, шансов у нас минимум.
Позвонил Сашка. Отчитался о поездке на Крестовский. Нашёл камеру, направленную на «мазду», снял запись, отправился в отделение, чтобы посмотреть тщательно и спокойно. Обещал отзвониться сразу по результатам. Я напомнил ему, что необходимо срочно найти Рудого – приёмного отца Жени Масловой. Сашка растерянно ответил, что он его уже нашёл и договорился о встрече. Хоть какое-то движение.
На сегодняшний день совершенно неясно происхождение винтовки. Если первый раз она всплыла в две тысячи пятом, то вполне реально узнать, откуда она взялась. Это, всё-таки, не девяносто пятый. Это в бандитском Питере середины девяностых оружие везли в город откуда угодно и как угодно свободно. Никого пулемётом «максим» не удивишь. Гранаты, пистолеты, хорошая снайперская оптика. Всё это ввозилось в город в неограниченном количестве. Винтовка непростая, дорогая. Встречалась на преступлениях редко. Мне так вообще никогда не приходилось стакиваться с подобным шедевром.
Я позвонил Снегирёву, порадовал его прибавкой в нашей серии. Он на всякий случай уточнил, уверен ли я, что дело имеет к серии отношение. Напомнил ему про письмо, развеял его сомнения. Подполковник вздохнул, посетовал на то, что «уйти ему на пенсию майором», велел держать в курсе. Я оставил сестрорецких следователей грустить о навалившейся напасти и отправился в центральный район Питера.
В отделении почти в дверях столкнулся с Михаилом Прокопьевичем. Он посмотрел на меня с каким-то подозрением: