Последняя инстанция. Расследование
Шрифт:
Глава 40
Мы лениво попытались навести в комнате относительный порядок. Пока собирали пустые ёмкости из под живительных напитков разного калибра, мне в голову пришла одна мысль. Жаль, конечно, что такая одинокая, но зато важная:
– Сань! Как думаешь, насколько можно изменить свою внешность? Неважно, каким путём? Просто, есть предел совершенству?
– При наличии средств, практически нету, – вдумчиво бормотал Сашка, пытаясь засунуть в уже полный мешок ещё одну пустую банку. – Прикинь, можно ведь даже рост изменить. Ненамного, правда, максимум на двадцать сантиметров, но вполне реально. Правда, последствия этой операции довольно печальные: под старость лет обеспечены проблемы с суставами, костями и
– А что, ноги наращивают? – далеко зашёл прогресс.
– Ну, что-то вроде того… Их как-то специально ломают, а потом складывают обратно определённым способом, и человек лежит на вытяжке с этим… как его… аппаратом Илизарова. И ходит с ним же. Там на год байда… Но это уж слишком сложно как-то для изменения внешности. Я тебе больше скажу, я когда-то столкнулся с одним поразительным чуваком. Он себе – ну не сам, конечно, пересадил кожу на фалангах пальцев. Ты прикинь! Причём, так и не выяснили тогда, откуда её взяли. У меня было подозрение, что с трупа срезали. Но выяснить достоверно тогда не вышло. Эти «благодарные» пациенты успели своего Айболита, который все эти волшебства с внешностью и пальчиками творил, на тот свет отправить. Причём, заметь, я его руку рассматривал самым тщательным образом. Ни фига не видно, что там что-то резали. Просто ювелир, да и только! Но это уж из области фантастики. Наш клиент отпечатков не оставляет. Зачем ему такие сложности? И рост он явно не увеличивал, ибо… если это он увеличенный такой, то каким он раньше был? Так что, спи спокойно, дорогой товарищ! Каким он был, таким он и остался. Или она… Ищи в первозданном виде.
– Ладно, – смирился я. – А лицо? До какой степени его можно… э-э-э… усовершенствовать? Ну, или изменить?
– Я ж говорю, до полной неузнаваемости, – Сашка пошарил взглядом по почти убранной комнате, нашёл «лентяйку», включил телевизор, пощёлкал кнопками, остановился на одном из центральных каналов и удовлетворённо хмыкнул:
– Ну вот, пожалуйста, любуйся! Это кто? – ткнул он «лентяйкой» в ведущую на экране.
– Откуда я знаю?! Я телевизор вообще не смотрю. Футбол, если только. Я понятия не имею, кто это. Ведущая. Я должен знать фамилии всех ведущих, или я чего-то не понимаю?
– Ты, Серёга, чего-то не понимаешь. Приглядись. Это не ведущая. То есть, в данный момент, она, конечно, ведущая, но вообще-то, это актриса. Достаточно известная. И ты её, конечно же, знаешь. Лучше скажи, вот сколько ей, на твой взгляд, лет.
– Ну, тридцать, – неуверенно ответил я. – Ну, может, тридцать пять. Может и больше, конечно, сам же сказал о чудесах пластической хирургии.
– Сейчас я тебе скажу, кто это. Только ты не обижайся, – предупредил Сашка. – Она играла в одном фильме… этак году, чтоб не соврать, в семьдесят пятом-шестом… Где-то так. И заметь, она играла вполне взрослую замужнюю женщину. Так сколько ей лет?
Я внимательно посмотрел ещё раз на ведущую, не обнаружил в ней хоть каких-либо признаков приближающейся старости, совершенно не вспомнил её в названном Сашкой фильме и приуныл. Память стала подводить. Напарник, тем временем, продолжал разглагольствовать:
– Ты не пыжься. Я б её тоже не узнал, если бы в титрах не прочитал. Ей почти шестьдесят, она была уже звездой кино задолго до того, как ты родился. И ты её точно знаешь. Даю последнюю попытку, отгадай фамилию, и тебе полегчает. Если не отгадаешь или, если не полегчает, тогда не будешь больше задавать дурацкие вопросы про чудеса пластической хирургии. Ты вот телевизор не смотришь, а есть очень даже любопытные программы. Как раз, например, про пластических хирургов. Смотришь, как к ним один человек приходит, и совершенно другой уходит. Поэтому у меня и вопросов не возникает, «как можно изменить человека?». До неузнаваемости, ёпти… Ну, узнал актрису? – снова спросил Сашка, видя моё напряжение. – Да не мучайся. Это… – он назвал фамилию, которая, безусловно, была мне знакома. Я Сашке не поверил ни на грамм. Врёт. Дурит просто меня, маленького. Быть такого
– Ты врёшь, – только и смог пробормотать я.
Сашка снова пошарил по комнате взглядом, схватил программу телепередач, неизвестно как оказавшуюся в моём доме – наверно Жанна притащила – быстро пролистал, нашёл нужное и ткнул мне под нос:
– На. Читай, Фома Неверующий!
Я пробежал глазами по тексту, оценил фотографию той же актрисы-ведущей, где она выглядела лет на двадцать пять, почитал подпись. Озадачился. Показал Сашке фотографию в программке и пожаловался:
– Здесь она ещё моложе. Совсем девчонка…
Сашка заржал:
– Так это чудеса пластической хирургии вкупе с чудесами фотошопа, дремучий ты человек!
Я совершенно расстроился. Что мы ищем тогда? Вчерашний день? Прошлогодний снег? Кого мы ищем? На черта все эти фотороботы, ориентировки, фотографии, если человек может изменить собственное лицо до полной неузнаваемости?! Как может выглядеть сейчас Женя Маслова, если она сделала пластическую операцию? Она могла изменить форму носа и губ, причём в любую сторону – в сторону увеличения и в сторону уменьшения оных. Могла изменить разрез глаз. Вон, актриса эта, совершенно с другими глазами была… и нос… и губы… Чёрт, даже овал лица какой-то другой! Но с сегодняшнего дня в моей душе нет места отчаянию! Теперь – здоровый образ жизни, трезвая диета, спорт, кропотливая работа без малейшего намёка на отчаяние и депрессию, на нытьё и уныние! Я очень-очень-очень хороший следователь. Я вычислю преступника и поймаю его! Пока безнадёжный аутотренинг не начал действовать, я подбросил Сашку до его отделения.
– Будь бобр! Добудь мне всё же фотографии Жени Масловой, вернее, уже Варвары Рудой. Только не спрашивай, где ты можешь их найти. Они есть в деле – разумеется, в архиве. Даже не думай спорить. Их не может там не быть. Да, поиски прекращены, дело ушло в архив, но фотографии должны были остаться. Вариант номер два: у Жени-Варвары были сокурсники и сокурсницы. Я не поверю, что хоть у кого-то из них не сохранилось ни одной фотографии с совместных пьянок-гулянок, просто из аудиторий с лекции, случайной фотки, снятой у выхода из института. Надо просто опросить её сокурсников. У кого-нибудь обязательно найдутся снимки. Да, Рудой уничтожил свой фотоархив. Но приятели Масловой вряд ли бы стали уничтожать историю… Ищи!
– Ну, с учётом того, что сокурсники Масловой уже закончили институт, это займёт некоторое время. Значит, мы опять ищем Маслову! – безо всякого энтузиазма, впрочем, и беззлобно, пробормотал напарник. – Хорошо. Как скажешь, начальник. Скажешь Маслову искать, буду её искать. Скажешь искать мамонтёнка Диму, буду копать, искать мамонтёнка. Как скажешь!
– Мамонтёнка Диму нашли без твоего участия. А то он до сих пор продолжал бы покоиться в своей вечной мерзлоте, если бы такие как ты его искали.
Сашка выбрался из машины и, перед тем, как закрыть дверцу, бросил на прощание:
– За что тебя только, Сергеев, девки любят? У тебя даже чувства юмора нет. Да, забыл совсем! Заморочил ты меня своими пластическими операциями! Поглядывай за собой, лады? Ну, в смысле, слежки. Посмотри, нет ли «хвоста».
– Ладно, посмотрю, – буркнул я и направился в прокуратуру.
Два часа я выслушивал мнение Снегирёва о себе лично и о своих успехах на ниве сыска. Я узнал всё, что думает полковник о журналистах, СМИ вообще и Интернете в частности. Пересказывать его речь смысла нет, ибо печатных выражений там не набралось бы и на десять минут. Слава богу, Снегирёв не затронул тему утечки информации, чем порадовал меня просто безмерно. Ещё больше я обрадовался отсутствием волевого решения найти и уничтожить немедленно, прямо на месте, пронырливого писаку, выложившего на всеобщее обозрение закрытые материалы. Только два часа впустую потерял. Можно подумать, я раньше не знал, что «эти… борзописцы…, совсем…, думают, что им… можно … … …, и в грош не ставят тайну следствия, … ……». Я и сам, кстати, придерживался такого же мнения. Но времени было жаль.