Последняя инстанция. Расследование
Шрифт:
Я сообразил, что уже несколько минут трясу несчастную женщину за плечи, а она продолжает улыбаться, и её глаза наполнены торжеством. Ничего больше по ним не прочитать. Только торжество. Неужели оно так сладко, чувство мести? Неужели так сладко?!
Я был практически на сто процентов уверен, что к Рябцевой приходила Женя Маслова. Заставить её составить фоторобот было невозможно, она ни за что не стала бы этого делать. Она ни за что не ответила бы больше ни на один мой вопрос. Я уходил от Татьяны, из её дома, пропахшего горем, болью, дешёвой водкой, табаком и чувством отмщения в полном упадке сил. Разговор вымотал меня до полного безразличия ко всему на свете. Если месть – это то, что делает человека
Позвонил Сашка. Как и предполагалось, найти бывших сокурсников Масловой было достаточно сложно. На это, действительно уйдёт время. Рудой не вспомнил никого из подруг дочери, тем более никак не мог помочь с их телефонами. Пять лет – не шутка. Сашка остановился на изъятии фотографий из архивного дела о розыске Жени Масловой, если таковые в нём сохранились. В очередной раз упрекнул меня в том, что я занимаюсь не тем, чем надо, а точнее, дурью маюсь. Послал напарника куда подальше и с чувством глубокого морального удовлетворения отправился домой, где меня уже должна была ждать Жанна.
Глава 42
Утро мы потратили на приготовление чахохбили. Жанна оказалось сноровистой хозяйкой, и из-под её быстрых и умелых рук вылетали такие блюда, что за некоторое время нашего общения я почувствовал неожиданную и неприятную прибавку в весе. Мои увещевания по поводу сдерживания аппетита, Жанна воспринимала со смехом:
– Хватит! Я насиделась голодной! Хочу праздника плоти!
– Так это не имеет к кухне никакого отношения! Причём здесь жратва? – пытался образумить я увлёкшуюся кулинарией хрупкую девушку. – Тебе-то хорошо, ты вон какая худая! А я? Мне ещё несколько килограммов и я за руль не влезу.
– Надо было покупать машину побольше. Будешь ездить на моей, – смеялась Жанна.
– На твоей? У тебя есть машина? И какая, если не секрет?
– Не секрет. Вон, под окном стоит. Она просто на маленькой переделочке была, вот ты её и не видел.
Я вывесился в открытое окно и оглядел окрестности. Из посторонних машин во дворе пылились старенький «Nissan X-trail», ещё более старенькая «BMW X5», расписанная каким-то бабским граффити. Из крупным машин в поле зрения больше ничего не попадало.
– Готов поспорить, что вот эта «бээмвуха» со стрёмной лошадью, похожей на пони, и есть твоя машина «побольше». Ей сто лет в обед, чинить запаришься.
Жанна
– Что-то для сыщика ты ненаблюдательный какой-то, – разочарованно протянула она. – А чем тебя «тойота» не устраивает? Вон та, золотистая…
Я взглянул на невероятного монстра, которого по понятной причине, я просто не брал в расчёт. Оказалось, напрасно.
– Не верю. Такая маленькая девочка не может ездить на таких больших машинах. Ты гонишь!
– Что за хиппарское выражение, любимый? Гонишь! – Жанна фыркнула.
– Не хиппарское, а блатное, скорее даже, наркошное.
– Я не гоню, – она надула губы. – Это моя любимая машинка.
Я ещё раз выглянул в окно, осмотрел золотистое чудовище размером с троллейбус и ужаснулся:
– Как ты с ним справляешься?
Жанна захохотала, запрокинув голову. Отсмеявшись, она прижалась ко мне, обвила руками шею и горячо зашептала прямо мне в грудь:
– Ты просто ничего обо мне не знаешь. Я даже фуру водила. И танк смогу. И вертолёт доводилось. А ты говоришь: «ма-ши-на!» – со смехом передразнила меня она. – Вот возьмёшь отпуск, бросишь все свои шпионские и воровские дела и махнём на моей девочке в Крым. Поедешь в Крым, миленький?
– На кой тебе Крым? Ты и так уже, как головешка. Ты вообще на задание ездила, или на пляже прохлаждалась?
– Ничего себе, прохлаждалась! Там жара под сорок! Сейчас по всей России жара стоит. Ты газеты не читаешь, что ли?
– Нет, – проворчал я. – Всё больше по дурацким сайтам лазаю. Сама же велела. И вообще, для чего тащиться в Крым на этом вездеходе? Он бензина сожрёт, как три автобуса.
– Автобусы на солярке ездят! Грамотей! – Жанна опять рассмеялась, быстро забралась с ногами на стол, уселась на нём по-турецки среди продуктов и, схватив маленький ножик, начала быстро чистить помидоры.
– Серенький! А давай отключим телефоны. Сегодня же суббота, выходной, – заканючила Жанна и жалобно посмотрела на меня.
– А если срочно что-то?
– Ну ты же не опер из РУВД! Что может быть срочного? Ты же не сыщик! Ты же в прокуратуре работаешь. Разве у вас не нормированный рабочий день?
– Я – следователь, поэтому нормированного рабочего дня у нас быть не может. Это у прокуроров день расписан, а у нас – нет. Ну, давай попробуем отключить, – улыбнулся я, и в этот момент затрезвонил телефон.
– Ну вот, – огорчилась девушка, – не успели.
Номер был мне незнаком, поэтому трубку я взял без особого энтузиазма. Голос тоже был незнаком, поэтому сердце тут же заныло.
– Сергеев слушает, – бодро сообщил я трубке.
– Товарищ майор! Тут такое дело…
Когда я слышу в трубке: «Тут такое дело…» – я понимаю, что дело – швах. Конец выходным, праздникам, культпоходам и отпуску. Ещё ни разу моё чутьё меня не обманывало.
– Старший лейтенант Антонов, – представилась трубка. – Мы тут в квартире Татьяны Эдуардовны Рябцевой… Короче, её труп обнаружен её домработницей сегодня утром. Она приехала по вызову хозяйки убрать квартиру… Тут такой кавардак, правда… Открыла дверь своим ключом.
Я слушал молча, лишь изредка задавая вопросы и осторожно поглядывая в сторону Жанны. Её лицо выражало полную безмятежность. Она спрыгнула со стола, повернулась ко мне спиной, встала к кухонному столу, но из кухни не вышла. Не стала разыгрывать из себя деликатную девочку. Мне надо было бы самому выйти, чтобы не доносить до чужих ушей, даже ушей любимой девушки, ненужную информацию.
Смерть Татьяны наступила ещё вчера, ближе к вечеру, как раз после разговора со мной. Ничего криминального в кончине недоедающей, спившейся женщины наряд милиции, вызванный домработницей, не увидел, но экспертов милиционеры пригласили на всякий случай. Им не понравился вид умершей, они вызвонили экспертов, дождались их.