Последняя инстанция. Расследование

Каневская Ольга

Я обнял Жанну за плечики, стиснув их огромными ручищами, развернул к себе. По её лицу текли слёзы.

– Что с тобой? – испугался я. – Тебе так больно? Пальчик болит?

Жанна отрицательно помотала головой и всхлипнула:

– Просто мне жалко тебя. Ты так много работаешь! Так устаёшь! Скоро у тебя не будет хватать сил на меня, и вообще ни на что, – слёзы продолжали катиться и катиться по её лицу. Я бросил взгляд на гору нарезанного лука за её спиной и всё понял:

– Обманщица! Я думал, ты плачешь! Я испугался, что тебе больно! Какая же ты!.. – я демонстративно оттолкнул девушку от себя.

Она утёрла слёзы и вздохнула:

– Понимаешь, Сергеев, ты слишком серьёзно относишься к вещам, отношение к которым сами эти вещи никак не изменит. А если ты не можешь изменить что-то, например, ситуацию, попробуй изменить своё отношение к этому чему-то, в данном случае, к ситуации.

– Пигалица! Ты меня учить будешь? – возмутился я.

– Почему нет? – улыбнулась она. – Учиться, миленький, никогда не поздно. Вот я всю жизнь буду учиться. Я уже так давно учусь чему-нибудь,

что мне кажется, вся моя жизнь была в учёбе. Мне очень нравится учиться! – довольно заявила вечная студентка. – Верховая езда, плетение вологодских кружев, затяжные прыжки с парашютом, дельтаплан, скалолазание, экстремальная езда на машине, вождение самолёта, да миллион всего можно придумать нового, – Жанна помолчала немного. – С плетением кружев я, пожалуй, время потеряла. Не торкает. Слушай, а что у тебя там случилось? – она с самым невинным видом кивнула на мобильник, как будто это «что-то» случилось именно в нём.

Я не стал разочаровывать девочку, схватил мобильник, поднёс его к глазам, тщательно осмотрел со всех сторон и выдохнул:

– Уф! Я уж испугался. Ничего с ним не случилось, всё в порядке!

Жанна фыркнула и снова принялась за готовку. Я отстранил её от стола, усадил на стул и внушительно сказал:

– Ты сегодня отдыхаешь. Я готовлю. Ясно? – девушка состроила рожицу, которую я воспринял за согласие. – То, о чём ты спрашивала… Я не хочу обсуждать с тобой свои рабочие дела. Ты же сама читала эти Интернет-инсинуации. Если в прессе появится что-нибудь ещё, мне придётся постоянно бороться с мыслью, что это не кто-то сливает информацию, а она утекает от меня самого и не через кого-нибудь, а через тебя. Согласись, это будет неприятно нам обоим. Я буду подозревать тебя, ты будешь дуться на меня. Это неконструктивно. Давай так: или мы делаем вид, что я работаю младшим научным сотрудником в чахлом НИИ, – при этих словах Жанна снова скроила рожицу, которая означала: «С твоими-то талантами ты даже на лаборанта в НИИ не потянешь!», – и разговаривать нам на эту тему неинтересно. Вариант номер два: мы с тобой откровенны, я понимаю, что в одной квартире всё равно друг от друга ничего не скроешь, но ты мне даёшь слово, что не будешь использовать всё, что случайно узнаешь, в своих меркантильных интересах.

Жанна изогнула красивую бровь, нарисовав на лице удивление вкупе с возмущением. Возмущение преобладало, поэтому я поспешил пояснить:

– Я имею в виду, что ты не будешь использовать эту информацию сама и не будешь делиться ею со своими… э-э-э… – я попытался подобрать печатное выражение их тех эпитетов, которыми награждал журналистов уважаемый Снегирёв, – собратьями по перу.

Девушка снова состроила гримасу, которая на этот раз должна была означать: «Как ты мог обо мне такое подумать?!» Я счёл вопрос решённым и сухо изложил факты. Жанна оказалась полностью в курсе событий. Ей только не было известно о задержании Кузьмина тайской полицией. Новость об этом ещё не успели растрезвонить по всей Интернет-округе. Из этого я сделал унизительные выводы о том, что тайские полицейские, в отличие от наших, даже не догадываются зарабатывать на разглашении конфиденциальной информации. Если материал рабочий, то по нему работает только полиция, а никак не кто попало, включая блогеров, профессиональных корреспондентов и досужих домохозяек в компании со сплетниками-пенсионерами, переместившимися с придомовых скамеечек на просторы социальных сетей и всевозможных форумов. Мой рассказ она сопровождала вопросами, на которые я старался не отвечать. Оказалось, что с Рябцевой Жанне даже довелось беседовать. Результатом беседы стала статья на одном из Интернет-ресурсов, полностью обеляющая Юсупова, как адекватного, положительного парня, за которого вступилась не только его сожительница, а, точнее сказать, гражданская жена, но и все его сокурсники, без малейшего исключения. Статья была прокомментирована досужими любителями горячих фактов, корреспондент был обвинён в предвзятости, продажности и сочувствии к педофилам одновременно. Материалы были выложены в прессу в самую горячую пору, пока ещё была в силе кампания «Убить педофила!». Через некоторое время проявились подробности личности самого убийцы, и большинство кричащих ранее о справедливом возмездии в отношении насильника, стало призывать к справедливому суду над убийцей-наркоторговцем. Тут же вспомнили материалы статьи Жанны, естественно, написанной под псевдонимом, кинулись разбирать их с другой точки зрения. В общем, я устал от этой Интернет-возни, с ненавистью смотрел на компьютер и с огромным удовольствием оторвался от всех этих разговоров, взявшись за приготовление романтического ужина, весьма щедро сдобренного чесноком.

Повар из меня ещё тот, и курица, даже под чутким руководством Жанны, получилась местами подгоревшая, местами сыроватая. Мы с удовольствием слопали малосъедобное блюдо, помучились под вечер животами и улеглись спать. Жанна отключилась моментально. Сказалась поездка по жаре, предыдущая бессонная ночь и обильная трапеза. Мне не спалось почти до утра. Я долго вертелся, несколько раз вставал и выходил на балкон курить, каждый раз с осторожностью забираясь обратно под лёгкое летнее покрывало, боясь разбудить Жанну. В конце концов, я не выдержал бессонного ворочанья, сгрёб в охапку Жаннин ноутбук и отправился с ним на кухню, благо она умудрилась быстро организовать в квартире беспроводную сеть. Компьютер был не запаролен, и я быстро начал осваиваться в чужом агрегате. Первым делом я поборол в себе желание влезть в Жаннину почту или в документы. «Ты – вероломный упырь, Сергеев! Нельзя пользоваться чужими вещами! Нельзя не доверять людям!

Особенно, близким людям, особенно, любимой девушке!». То, что эта девушка была мною любима, я понял, когда остался один. Большей тоски я не чувствовал, наверно, никогда. Она неожиданно и незаметно появилась в моей жизни. Мы были знакомы всего ничего. Но я отчётливо понимал, что не могу, не хочу и не стану представлять свою собственную будущую жизнь без неё. Когда-то я был влюблён в свою жену. Это было юношеское чувство, коктейль, замешанный на основе гормонов, чувстве свободы и полной обезбашенности. Какое-то время мне казалось, что такой и должна быть любовь. Со временем, когда к любви добавился быт, недовольство привычками друг друга, полное несовпадение интересов и перманентная раздражённость с обеих сторон, я какое-то время продолжал думать, что именно так живут все семейные пары. После ухода супруги я встал на твёрдую позицию убеждённого холостяка, чем вызывал новые приливы раздражения, теперь уже со стороны женатых коллег по работе. Мне казалось, что всё это детские игры, ерундовые забавы, вроде похода в кино. Поженились – разбежались. Поженились с другими – снова разбежались. Смысла в этом нет. Сейчас мне было понятно, что я просто никого и никогда не любил. Мне не было дела до того, сколько времени продлится наша связь. Мне были неинтересны ни будущее наших отношений, ни совместные поездки, ни сходства и различия интересов. Меня не волновали дети ни под каким предлогом – ни в наличии, ни в перспективе. Я серьёзно опасался покушения на собственное пространство, как воинствующий кот боится вторжения на его территорию других особей, независимо от пола. Покувыркались – до свидания. Будет тема ещё повеселиться, – звони! У меня никогда не жили женщины. Ну, разумеется после первой жены, брак с которой я всегда считал ошибкой молодости. Сейчас в моей ванной две зубные щётки. Такого не было никогда, за исключением, опять-таки, брачного периода. В прихожей стоят смешные женские тапочки. На кухне поселилась забавная чашка с надписью «Жан». В моей квартире живёт женщина. И, что самое удивительное, я ничего не имею против. Мало того, я очень даже «за». Она заняла место не только в моей комнате, кухне и ванной, она поселилась в моём нутре, где-то в том месте организма, которое с трудом можно определить словами. В душе, наверно. Я не большой знаток всех этих тонкостей. Я вообще не мастак говорить о любви и браке. Мой первый брак заключался по обоюдному решению: «А не прогуляться ли нам до ЗАГСа?», и сейчас я уже не скажу, от кого именно исходила эта инициатива. Подозреваю, что не от меня. Сегодня, я, наверно, мог бы, смущаясь, волнуясь и даже пытаясь покраснеть, произнести слова: «Выходи за меня замуж!». Вот до чего дошло! Влип, Сергеев! По самые уши влип! Ну и чёрт с ним! Ну и хорошо, что влип! Даже здорово.

Я отвлёкся от мыслей о своей то ли будущей, то ли уже настоящей жизни. Перед глазами был открыт сайт самой популярной Интернет-газеты. Блог кишел новыми обсуждениями. Я погрузился в чтение с головой с таким рвением, что даже не заметил, как на кухне возникла сонная Жанна. Она грозно сдвинула брови и накинулась на меня:

– Ага! Рыщем по моим личным пространствам?

– Сама так решила: моя информация – твоя информация. Твоя информация – моя информация, – спокойно напомнил я.

– Да ладно! – милостиво согласилась девушка, присаживаясь рядом со мной. – Я пошутила. Это тебе в отместку за твою безудержную любовь к конфиденциальности. Лазай на здоровье! Чего читаем? – заглянула она в ноутбук. – А-а… – протянула разочарованно. – Потенциальных жертв ищешь? Ну-ну… И как?

– Плохо, – честно признался я. – Двоих удалось вычислить, но, к сожалению, поздно. Как говорится, приехали быстро, тушили грамотно, сгорело всё. Так вот и у меня.

– Двоих, говоришь? Ну, один, понятно, Кузьмин. А второй?

– Много будешь знать…

– Много заработаю! – перебила меня Жанна. – Ну скажи, ну, пли-и-из!

Я махнул рукой на всякие условности в виде конфиденциальности и прочей мути. Рассказал о Берсеньеве, упустив, разумеется, подробности о способе убийства и о картинке с камер слежения. Жанна весело покачала головой:

– Ну и поделом этому плешивому скунсу! Нисколечко не жалко.

– А с чего это ты взяла, что этот скунс плешивый?

– Понимаешь, – заюлила Жанна, потом плюнула и призналась честно, – я вообще-то с ним имела «удовольствие» общаться. Скунс и есть, плешивый скунс, мерзкий до… офигеть, какой мерзкий! Жуткое было желание запихать ему в пасть его сраные таблетки.

Я сделал вид, что насторожился:

– Так, может, ты ему таблетки и напихала по самое «не хочу»? Не сумела побороть в себе желание?

– Каюсь! – Жанна прикрыла лицо ладошками. – Я! И много я ему напихала его снадобья, ты не помнишь? – она перестала дурачиться.

– Так всю упаковку. Сразу от всего вылечила, подруга! – цинично заявил я. – Не боишься геенны огненной? А?

– Я, Сергеев, в бога не верю. А потому, милый мой, не верю ни в рай, ни в ад, ни в страшный суд, ни во всё прочее. После смерти жду реинкарнацию, и очень надеюсь, что в следующей жизни мне доведётся родиться кошечкой… Кстати! Сергеев! – воскликнула вероотступница. – Как ты насчёт кошечек?..

– Нет! – рявкнул я.– Даже думать не моги! Никаких кошечек! Ни живых, ни глиняных. Максимум, это брелок для ключей. Или магнит на холодильник. Причём, брелок предпочтительней.

– Почему? – растерянно протянула девушка.

– Потому что брелок на твоих ключах мне по барабану. А магнит будет маячить перед глазами и раздражать. Так что, насчёт магнита я передумал. Только брелок.

– Живодёр ты, Сергеев, – загундосила Жанна. – Ты кошек в детстве мучил? Признайся!

– Конечно, – плотоядно ухмыльнулся я, – и мучил, и к забору приколачивал…