Последняя из рода Леер - 5
Шрифт:
— Что-то случилось? — спросил Нил.
Но тот лишь тряхнул головой, сжал челюсти и вышел из амбара, где они ночевали, в темноту.
Он не знал, почему, может, по наитию какому-то, но пошел за ним. Шел долго, в один миг даже подумал, что потерял парня или сам заблудился, но затем почти полная луна, скрытая за облаками, появилась, осветив поле и маленький пролесок, в котором он и заметил Гара. Парень плакал. Беззвучно, тихо. Так плачут мужчины, когда умирает кто-то близкий. Так бывает, что силы духа становится уже не достаточно.
Нил не стал его тревожить. Вернулся в амбар, где мирно спал
Нил помнил свое возвращение в прошлое, как вчера, хотя прошло довольно много лет. Его история началась именно в Адеоне. Другой Нил еще не знал, но уже чувствовал, всегда чувствовал, что его судьба связана именно с анварами.
Он помнил, с чего все началось. Тогда Зак так и не познакомился с прекрасной девушкой Жанной, притворяющейся юношей. В том, другом мире Тора не было. Был только Зак, шпион, одержимый одной мыслью, найти убийцу своих друзей. И ему незачем было спасать какого-то невзрачного мальчишку по имени Жак. Она погибла от рук своего безумного отца. В итоге барон Эвердин получил заветный браслет, и тьма на шаг приблизилась к уничтожению мира. Майк так и остался неуверенным в себе, слишком эмоциональным для работы шпиона парнем. Он сгинул где-то на просторах Велеса, и не помог Милаве узнать правду об отце, а Заку — о Медди.
В той, другой жизни Милава выбрала Яра, что еще на один шаг приблизило мир к гибели. Лестар не смог измениться и искоренить в душе тьму. Объединился с Легорией против Элении, вовлек много государств в третью Великую войну. Он не стал катализатором, лишь пешкой в чьей-то чужой, жестокой игре. Зак так и не смог преодолеть свой гнев и убил Азраэля прямо во время слияния. Аура погибла вместе с ним.
Ее гибель позволила тьме захватить последнюю желанную цель. Повелителя Адеона. В конце концов на карте мира осталось только одно место, где не царила тьма. Кучка смелых, стойких существ. Не больше сотни маленьких мятежников, которых возглавляла Илана. Когда он увидел ее, сильную, воинственную, полную внутренней жажды, так похожую на сестру, то мгновенно влюбился. Он должен был убить ее по приказу уже не его кумира, повелителя Адеона. Но не смог. Присоединился к борьбе. Много месяцев он был ее тенью, ее правой рукой, ее любовником, соратником, ближайшим другом, но никогда возлюбленным. Увы, война отняла у нее эту способность, позволить себе любить кого-то. Она даже никогда не говорила это пресловутое слово «люблю», а он повторял постоянно, но только про себя. Его Илана не потерпела бы от него такой слабости.
Их предали. И, как ни странно, это сделали Яр и Мила. Он не винил их. Чего не сделаешь ради детей, ради семьи. Ради Иланы он бы тоже предал кого и что угодно. Легко говорить:
— Нет, я на такое не способен, я за родину, за свободу, а предатель — пусть гниет в аду, я таким не стану.
Вот только если дело коснется тебя лично, если придется выбирать — жизнь любимых или предательство, что он выберет? И как будет жить с этим выбором потом? На такой игре судьбы даже сильные ломаются.
Когда их схватили, повелителю показалось правильным помучить своего бывшего ведущего, причинить
Повелитель обещал освободить ее после, дать возможность уйти им обоим. Вот только когда он это сделал, она смотрела на него, как на грязь, как на чудовище, как на таракана. Брезгливо и равнодушно.
Он целовал ей ноги, говорил что-то, шептал слова любви, а она оттолкнула:
— Любовь? Я не знаю, что это такое. Но я знаю, что такое семья, а ты убил их всех. Кто ты теперь? Убийца, мразь, чудовище? Нет, ты просто трус, слабак, прикрывающийся любовью. Кому нужна твоя любовь?
В тот же вечер она вскрыла себе вены ржавым гвоздем.
А ему не дали даже попрощаться.
Тогда, в пустой, сырой камере к нему и пришла Всевидящая…
Появление Гара прервало все еще такие живые воспоминания.
— Спасибо, — прошептал парень и улегся на соломенный лежак.
— Твоя сестра, — догадался Нил.
Гар долго молчал, а Нил даже и не ждал, что тот ответит.
— Я должен был ее защитить.
— Ты ничего не мог сделать.
— Слабое и глупое утешение, — хмыкнул он, — Я должен был ее спасти.
— Насколько сильно это изменило будущее?
— Я не знаю. Не знаю, как и почему это случилось. Я даже не знаю, жива ли моя мать. Я не чувствую ее.
— Но ты все еще здесь. Значит, жива.
— Когда мы виделись в последний раз, то поругались. Я назвал ее дурой, хотя на самом деле так не думал. Она была лучшей из нас. Веселой, забавной, очень доброй. И я все спрашиваю себя, почему она?
— Потому что это жизнь. К тому же, может быть, когда ты вернешься назад, она будет там. Кто знает, насколько сильно ее, да и твое будущее изменилось.
— Я бы очень хотел верить в это.
— Я бы тоже… хотел верить, что где-то есть мир, который я мог бы назвать своим домом.
Время у меня еще оставалось, поэтому и рискнула в деревню заглянуть. Оказалось, меня здесь знали, и ждали даже. Но не как последнюю из рода Леер, а как будущую повелительницу Адеона и их земель тоже. Вот только не хотела я никем повелевать. Никогда не хотела, но всегда хотела быть с ним. Вот такая дилемма получается.
Побратимов было немного, не больше сотни. Старейшин у них не было, но был вождь. Большой лев, по имени Леон, очень другого Льва напоминал. Может братья? Ему-то я и рассказала о подземных городах, чем очень воодушевила. Да и о своей идее поведала.
— Это огромная радость для нас — знать, что мы не единственные выжившие. Но в тебе я вижу большую печаль. Осторожнее, милая. Печаль рождает горечь, горечь — отчаяние, а отчаяние дает шанс для тьмы.
— Кем вы были в Триноне?
— Советником. Одним из многих. Лееры никогда в них не нуждались, но так было положено. Они всегда сами решали судьбу Тринона, и когда и как открывать врата.
— Погодите, врата и раньше открывались?
— А как же. Лилиана была ходящей между мирами. Она могла открывать и закрывать врата, когда захочет.