Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
Она могла видеть их, ведь деревянные створки были чуть сдвинуты. И потом она видела и охранников, и темный сада за их спинами. Стиснув зубы, она поднялась с циновки, на которую рухнула без сил минутой ранее, прошла чуть вперед и с силой, насколько ее хватило, закрыла створки. Довольно.
Император и его семья боялись ее даже в оковах, которые не позволяли ей применять магию. Вздохнув, она посмотрела на свои ладони. Как же она скучала по мечу... Его забрали почти сразу же. Кровь отца еще не успела остыть на земле, а Клятвопреступник
Всего десять дней прошло. А ей казалось, что целая жизнь.
Когда у нее за спиной распахнулись двери, и раздались его тихие, мягкие шаги, она даже не пошевелилась. Так и продолжила сидеть на разложенном футоне, сфокусировав взгляд прямо перед собой. Но внутри была напряжена и собрана до предела, словно туго натянутая тетива. Внимательно прислушивалась к тому, как Клятвопреступник ступал по татами: тихо, почти бесшумно.
Он был воином. Очень хорошим воином.
Лучшим в Империи.
Когда-то очень давно, когда она была глупой девчонкой, а его имя гремело по всей стране, она им восхищалась.
Сейчас она его ненавидела.
Мужчина молча обошел ее и остановился напротив, и она не подняла головы, и смотрела теперь на черную ткань его широких штанов.
— Талила, — позвал он негромко.
Его голос показался ей хриплым, даже будто бы сорванным. Так бывает, если долго, неистово кричать.
Как кричала она.
Талила поджала губы и опустила взгляд на свои колени. На него она смотреть не станет, пусть даже не надеется.
Они заточили ее магию, они уничтожили ее род, они притащили ее во дворец и бросили под ноги Императору, словно рабыню.
Но ее они не сломали.
Над ее головой раздался вздох, затем она услышала шелест ткани, и вот уже Клятвопреступник опустился на татами напротив нее, и она могла видеть его грудь, обтянутую черной, плотной тканью. На торжественный свадебный пир он единственный пришел в своем привычном облачении воина: короткая черная куртка, наглухо застегнутая под горло, и широкие черные штаны, поверх которых был повязан багряный тканевый пояс. К нему крепились ножны с мечом.
— Я должен поставить тебе печать, — заговорил мужчина спустя долгую тишину. — Не сопротивляйся, иначе будет больно.
Талила рассмеялась горьким, каркающим смехом. Она облизала сухие губы и впервые посмотрела Клятвопреступнику в темные, почти черные глаза.
— Больно? Да что ты знаешь о боли? — выплюнула она и презрительно скривилась. — Может, я хочу, чтобы мне было больно.
В его взгляде мелькнуло что-то. Какая-то эмоция, которую она не смогла разобрать. Но его лицо не поменяло своего выражения, и он никак не показал, что ее слова хоть немного его задели.
Короткая вспышка раздражения высушила у Талилы остатки сил. Плечи ее безучастно поникли, и она вновь перевела взгляд на оковы на запястьях. На коже уже проступили темно-багровые синяки. Кандалы были слишком широкими и слишком тяжелыми.
Поняв,
Она не смогла подавить дрожь, когда его ладони коснулись ворота кимоно и нечаянно задели кожу под быстро бьющейся жилкой на шее. Одно резкое движение, и мужчина сдернул сразу несколько слоев одежды, в которую Талила была закутана, обнажив острые ключицы и плечи.
В глаза ему бросились потемневшие синяки на бледной коже. Отпечатки пальцев. Следы чужой хватки.
Не сказав ни слова, он грубо развернул ее к себе спиной.
Печать следовало ставить на над левой лопаткой.
Талила дернулась, почувствовав магический след Клятвопреступника. Привычным, тысячу раз отработанным жестом вскинула руки, чтобы атаковать в ответ, забывшись на мгновение, и зло, обессиленно их опустила, услышав звяканье цепи.
Позади нее раздалось хмыканье, и она развернулась, готовая вцепиться в ненавистное лицо голыми пальцами, когда крепкая хватка пригвоздила ее к месту, обездвижив.
Он даже не воспользовался магией. Хватило и ладони, чтобы справиться с ней.
Без своей силы Талила против него была мелкой сошкой. Песчинкой. Надломленной веткой, которую можно доломать и бросить в огонь.
— Сиди неподвижно, — велел он.
— Я тебя ненавижу, — огрызнулась Талила и съежилась против воли, вновь почувствовав его магию.
Она ненавидела поворачиваться к людям спиной. Ненавидела так сильно, что ее начала бить неконтролируемая дрожь, стоило лишь подумать, кому именно она показала свою беззащитную спину.
Человеку, который вонзил бы в нее кинжал прямо по рукоять, не поведя и бровью.
— Вдохни, — приказал Клятвопреступник, и Талила послушалась, потому что в следующее мгновение ее плечо над лопаткой обожгло, словно клеймом.
Печать и была клеймом по своей сути.
Она свяжет ее с Клятвопреступником сильнее любых брачных уз. Сильнее, чем кровное родство. Сильнее, чем самые толстые цепи.
Он всегда сможет найти ее через эту печать. Сможет причинить ей боль, если захочет. И печать уничтожит ее, если она поднимет на Клятвопреступника руку. Если убьет ее.
Талиле было плевать.
Она готова умереть, если перед этим сможет забрать с собой мужа.
Она с радостью умрет.
Боль была острой, выжигающей из легких воздух и короткой. Несколько мгновений кожа на месте прикосновения руки Клятвопреступника полыхала огнем, а потом это ощущение исчезло.
Едва почувствовав, что хватка мужа ослабла, и он ее отпустил, Талила метнулась прочь. Она запуталась в цепях и неловко свалилась на татами, но не остановилась и продолжила отползать от него до тех пор, пока не смогла повернуться к нему лицом.