Последняя из рода. Скованные судьбой

Богачева Виктория

Забывшись, Мамору повел рукой, в которой сжимал кинжал, и Сэдзо, что стоял рядом, дернулся, когда лезвие пропороло его одежду и коснулось кожи.

— Я всегда готова вас выслушать, советник, — как она ни старалась, голос Талилы все же дрогнул.

Мамору видел, как в самом начале она пошатнулась и чуть подалась вперед, словно хотела рухнуть на землю следом за вещами мужа, но все же справилась с собой и гордо распрямилась. Ее глаза холодно блеснули, когда она подняла взгляд на советника Горо, а губы презрительно скривились,

стоило ей посмотреть на людей, которых он привел с собой.

Талила не узнала мужа. Его никто не узнал, ведь чтобы скрыть отрубленные волосы, он велел гладко себя выбрить, а на лицо наложил повязку, которая прятала его нос и рот — будто бы он получил ранение в битве.

Неудивительно, что его не узнала жена. Он сам себя не узнавал, когда смотрел на свое отражение в водной глади.

Он не хотел мучить Талилу ни единой лишней секунды, но не мог пока выдать себя. Он хотел послушать, что предложит советник Горо, потому что не сомневался, что, оказавшись в плену, тот примется лгать, торговаться, угрожать, шантажировать и плести свою привычную паутину.

И потому Мамору продолжал стоять в тени, а его сердце — продолжало крошиться при виде отчаяния на лице Талилы.

— Твой муж в плену, девочка, — советник тем временем решил сбросить хотя бы маску вежливости. — Пленен и опозорен. Ты можешь покориться сейчас, и тогда наш милостивый Император дарует тебе прощение. Тебе и твоему никчемному супругу. Или ты можешь продолжать эту бессмысленную войну, в которую тебя вовлек бастард — и тогда ты окончишь свои дни в клетке и цепях. А он будет казнен.

Полководец Осака, едва услышав оскорбление своего господина, дернулся вперед, но взметнувшаяся ладонь Талилы удержала его на месте.

— Ты мог отрубить волосы любого самурая и обманом завладеть катаной моего мужа, — сказала она ровным голосом, впрочем, избегая смотреть на советника Горо. — Это ничего не доказывает.

— Ты не узнаешь волосы своего мужа? — усмехнулся тот и скрестил руки на груди.

Тяжелым взглядом Мамору испепелял его затылок и мысленно уговаривал себя еще немного выждать. Еще немного, еще несколько минут.

— Нет, — не дрогнув, соврала Талила.

— Ты можешь обманывать кого угодно, но тебе не удастся обмануть меня. И себя саму, — парировал советник. — Прими предложение нашего милостивого Императора. Покорись ему. И тогда он сохранит тебе жизнь. И — если ты докажешь свою верность — он может пощадить бастарда.

Сухой, каркающий смех Талилы заставил Мамору вскинуть обритую голову.

— Ты намного старше меня, советник, и люди говорят, что мудрее. Почему же ты тогда думаешь, что я буду цепляться за свою жизнь, если ты угрожаешь казнить господина Мамору?..

Советник Горо опешил, а такое случалось нечасто.

— Я сказал, что наш милостивый Император пощадит твоего мужа, если ты докажешь свою верность.

—

Ты сказал, что он может пощадить, — поправила его Талила уже без улыбки. — И я тебе не верю. Ни единому твоему слову. Ни о плене, ни о пощаде.

— Ты пожалеешь о своем упрямстве, девочка. Пожалеешь, если не покоришься. Почему ты даже не спросишь, откуда у меня волосы и катана твоего мужа? Его предали — предали люди, которым он доверял. Полководец Хиаши, — мстительно прошипел советник Горо, — заманил его в ловушку. И то же самое случится с тобой.

Даже когда он швырнул им под ноги вещи Мамору, тишина, которая погребла под собой Талилу и ее людей, не была такой ужасающе душащей. Но слова о предательстве...

Казалось, даже воздух стал вязким, а каждый вдох оборачивался мучительным спазмом в груди. Самураи застыли, не решаясь пошевелиться — слишком явной была чудовищность услышанного. Речи советника Горо, пропитанные ненавистью и торжеством, били четко в самую суть.

— Ты лжешь… — хрипло вырвалось у Талилы.

— Мог, — злорадно оборвал ее советник, скользнув взглядом по ее побелевшим пальцам, сжимающим рукоять катаны. — Тебе не нужно повторять ошибки мужа. Покорись — и хоть у тебя будет шанс выжить.

Талила вздрогнула, будто острая игла вонзилась ей в сердце, и Мамору заскрежетал зубами. Кажется, для его жены настал предел — больше она уже не могла вынести, но...

Она заговорила.

— Думал, что своими речами запугаешь меня? — прошептала Талила, почти не размыкая губ. — Подумай еще раз.

На кончиках ее пальцев заиграли искры огня.

Гордость, которой он прежде никогда не чувствовал, разлилась по груди жгучим пятном. Гордость, смешанная со стыдом и виной за то, что он заставляет ее проходить через такое.

— Ты сделал ошибку, — произнесла Талила, стиснув рукоять катаны и позволив магии наполнить каждую клеточку ее тела. — Рассказывая мне все это — думал, сломишь мою волю? Но лишь подлил масла в огонь.

Самураи позади нее оцепенели, и взгляд Мамору метнулся к жене.

Медлить было нельзя, он понял это в ту секунду, когда увидел в ее глазах обещание скорой смерти советнику.

Талила вскинула руку, и огонь поглотил ее ладонь целиком, и тогда Мамору шагнул вперед и сорвал с лица повязку.

— Остановись!

Глава 27

Когда голос мужа, который то ли был пленен, то ли убит, то ли пропал, раздался в ушах, Талила тряхнула головой и подумала, что сошла с ума. Ее занесенная для удара рука дрогнула, и пламя сорвалось раньше, чем следовало, и к огромному ее сожалению лишь задело советника Горо, а не поглотило целиком. Его одежда вспыхнула, как и волосы, и мужчина повалился на землю, чтобы затушить огонь, и помочь ему бросилось несколько самураев.