Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
— Полководец Хиаши получил свой приказ до того, как вы разделились. Мы думали, госпожа Талила будет вместе с вами...
— И надеялись пленить и ее тоже? — от изумления Мамору вскинул брови.
Сэдзо помрачнел.
— Нет, — скривился он. — Но ее бы остановило, если бы мы взяли тебя в плен.
Мамору постоял еще немного, кое-что обдумывая. Затем кивнул сам себе, развернулся и пошел прочь.
— Постой! — выкрикнул Сэдзо ему в спину. — Разве ты не спросишь, почему мы согласились тебя предать?! Почему примкнули
— Мне плевать, — бросил он, не замедлив шага и даже не обернувшись.
— Господин, что делать с пленными? — его нагнали самураи.
— Пусть живут. До утра. А потом я решу, — отозвался Мамору и смахнул со лба выступившую испарину.
Значит, его должны были передать советнику Горо. И его пленом связать Талиле руки.
Предателей в его войске оказалось слишком много. Кто-то успел сообщить Императору, что жена стала ему слишком дорога. Быть может, это сделал Сэдзо, которого Мамору вспомнил по лагерю у подножья горного хребта.
Когда он сказал, что ему плевать на причины, подтолкнувшие их всех к измене, он говорил правду. Он не собирался выслушивать их оправдания и потакать попыткам снять с себя вину, переложив ее на что-то иное. Или кого-то.
Выходило, что Хиаши, оставшийся в гарнизоне у реки, предал его, пока сам Мамору и ушедшее с ним войско сражалось с Сёдзан в горах. И потом застряло там, заключенное в снежную ловушку.
Его сближение с Талилой происходило на глазах у предателей, которые поспешили доложить об этом при первой же возможности. И тогда у Императора и его советников созрел план, вон только они не учли одного: что Мамору прикажет разделить войско и отправит отряд под предводительством жены другим путем.
Идея, которая пришла ему в голову, отдавала чистейшим безумием. Но... он мог бы воспользоваться преимуществом, которое выгрыз у судьбы. Впервые за все время прямо сейчас он опережал Императора на несколько шагов.
Он выжил. Он разделил войско. Он разгромил предавших его людей и получил ценные сведения.
На которые, конечно же, не стоило слепо и безоглядно полагаться.
Но которые следовало держать в уме.
Так почему бы не сыграть с советником Горо в игру, которую он так любит?..
Мамору провел ладонью по обрубленным на затылке волосам и затем бросил взгляд на катану, которую по-прежнему сжимал в руке.
Задумка вырисовывалась все четче и четче.
Рядом не было никого, кто сказал бы ему, что это — безумие. Впрочем, Мамору и не нуждался в подобных замечаниях; он сам прекрасно понимал, что задумал. Гораздо более насущным вопросом являлся другой: кому он сможет доверить свое войско? Теперь, когда он уже столкнулся с предательством.
И вот на него у Мамору не было ответа. Пока.
Он едва спал ночью. При неярком свете жировика перебирал карты и начертания земель, считал в уме время, которое понадобилось бы Талиле, чтобы достичь Восточной провинции, и размышлял,
Никто не знал, что он разделит войско, когда Хиаши склонили к измене. Но теперь, вероятнее всего, об этом уже знали все. И советник Горо, который получал сведения о том, что происходило в войске Мамору так быстро, словно сам являлся его частью.
К этому стоило быть готовым.
Он думал, что готов. Но, кажется, ошибся.
Битва, пусть и та, в которой они одержали победу, все же подкосила самураев, и больше всего — их боевой дух, потому что предательство товарищей никогда не проходило незаметно. Еще вчера он прикрывал тебе спину, а сегодня ты убил его и услышал последний вдох. С этим трудно смириться, через такое трудно переступить и продолжить свой путь.
Мамору это понимал.
Как понимал он и то, что они не могут оставаться на месте. Но и напасть — во всяком случае сейчас — они также не в состоянии.
Его людям нужно время, чтобы прийти в себя, и времени у них как раз не было. Преимущество, которое они получили, было очень, очень зыбким. И скоротечным. Он приказал строго следить, чтобы ни одно письмо не покинуло лагерь, но разве мог он быть уверен, что все будет исполнено в точности? Разве не отдавал он подобные распоряжения прежде?..
Сколько еще предателей в его войске?..
С рассветом он отбросил в сторону все карты, которые изучал, и вышел на свежий воздух из небольшого походного шатра. Мамору направился к месту, где на ночь устроили плененных предателей: прямо на берегу реки, под открытым небом. Мало кто из них спал, и, еще издалека заслышав его тяжелую поступь, многие подняли головы, с тягостным ожиданием всматриваясь в рассветный туман, что стелился по земле, из которого показался Мамору.
Он подошел к Сэдзо. Лицо того показалось ему еще более утомленным, чем накануне, и жесткая, холодная усмешка коснулась его губ.
— Значит, ты хочешь, чтобы я пощадил их? — спросил Мамору, кивком указав на остальных предателей, прислушавшихся к разговору.
Сопя от усилий, Сэдзо встал на ноги и склонил голову.
— Я уже рассказал тебе все, что знал. Мне больше нечего тебе предложить.
— Ошибаешься, — хмыкнул Мамору. — Ты можешь кое-что сделать, и тогда я никого больше не казню.
— Что я должен сделать? — опешил самурай, поскольку не мог ожидать столь щедрого дара.
— То, что ты отлично умеешь. Предавать.
***
Это случилось некоторое время назад, а теперь Мамору смотрел в затылок советника Горо. Потому что у него не хватало сил взглянуть на свою жену, под ноги которой только что бросили катану и отрубленные волосы его мужа.
Он думал об этом неоднократно. Что придется испытать Талиле, пусть и на короткий срок. На что он обрекает ее своими руками, но он и представить не мог, как тяжело ему самому будет смотреть на ее страдания.