Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо
Шрифт:
— Садимся в Доминиканской Республике?
— Да, в Республике.
«Значит, в Доминиканской Республике, — подумал Мерфи, — в стране, о которой ходят самые что ни на есть странные слухи».
Он искал в памяти сведения из курса географии. Вспомнил, что Эспаньола — второй по величине из Больших Антильских островов; от Пуэрто-Рико он отделен проливом Мона, от Кубы — проливом Уиндворд. С запада на восток Эспаньолу пересекают четыре горные цепи, разделенные равнинами, — Сьерра де Борохука..
— Вас это поразило? — спросил де ла Маса.
— А какое мне дело, куда
Что он помнит еще? Да, на Гаити есть два больших озера: Лаго де Энрикильо и Лак Сауматре. Климат? Это он тоже помнит: влажный, жаркий, нездоровый. Желтая лихорадка. В период дождей на равнины льются потоки воды. В этих знойных болотистых котловинах раскинулись громадные плантации сахарного тростника Растительность там пышная, субтропическая. На возвышенностях сажают табак и овощи, а в гористых районах, среди гигантских акаций и зарослей кактуса, расположены плантации хлопка.
Пожалуй, это все, что он знает. Нет, еще кое-что. Территория Доминиканской Республики? Около пятидесяти тысяч квадратных километров, точнее не припомню. Обитают там потомки испанских конкистадоров, туземцы-индейцы, привезенные в свое время негры; ну, конечно, креолы… Генералиссимус Трухильо, нищета и роскошь, тайные убийства, армия шпионов, страх…
Дрожь возбуждения пронизала его.
«Боже ты мой, пошли они к чертям, все бабы в Штатах! — подумал Мерфи. — Посижу немножко в этой распроклятой Республике. Заведу себе какую-нибудь шоколадную куколку, никто мне этого не запретит, какое мне дело до их политики!.. Что-нибудь у меня в жизни да изменится и, может, начнутся большие дела? В Штатах я пропадал со скуки, а тут, может, что-нибудь начнется. Господи, это первоклассный шанс, провалиться мне, если нет!»
Он спросил Октавио:
— Как там с аэродромом, в Пуэрто Плата?
— Мы не садимся в Пуэрто Плата. Идем дальше на юг, в Сьюдад-Трухильо. Семидесятый меридиан. Столица Республики.
— Сан-Доминго?..
— Так было раньше, до эры Трухильо. Теперь она называется Сьюдад-Трухильо.
— Ничего не имею против, но только нашим парням-летчикам не понравилось, что дали новое название.
— Смешно. Какое до этого дело вашим парням-летчикам?
— Ну, Сан-Доминго — ведь это самый старинный город в обеих Америках, его основал еще брат Колумба, Бартоломео. И это имеет значение не только для Доминиканской Республики, но и для всей Америки, Северной и Южной.
Де ла Маса проверял курс по карте; он проворчал, не отрывая от нее глаз:
— Правительство так постановило, значит, все правильно. Если бы всякие типы в Штатах стали высказываться, что правильно, а что неправильно, так зачем нам свое правительство в Республике? Ну, сами скажите, Мерфи, разве я не прав?
— Если правительство постановило, — примирительно сказал Мерфи, — так, наверно, все в порядке…
Желая задобрить де ла Маса, он вытащил из кармана плоскую фляжку с коньяком.
— Глотнете? — спросил он.
Октавио молча взял флягу, налил немного коньяку в отвинчивающуюся крышку и вернул флягу Мерфи: тот приложил
— Мерфи, — сказал Октавио, вытирая о брюки смоченные коньяком пальцы. — Когда будете у нас, не болтайте лишнего. Мы не любим типов, которые лезут не в свое дело, вроде тех парней-летчиков, о которых вы говорили. Не любим тех, у кого язык вдвое длиннее, чем положено.
Мерфи несколько раз кивнул.
— Я смогу у вас немного задержаться? — спросил он, — В Сьюдад-Трухильо?.
— Когда довезем нашего пациента, поговорим. Вам нечего расстраиваться, Мерфи. Мы любим таких, как вы.
Мерфи посмотрел на него.
Октавио многозначительно подмигнул. Мерфи тоже подмигнул и неуверенно улыбнулся.
«Господи, что он подмигивает? — подумал он. — Почему сразу не сказать, о чем речь? Не надо мне было говорить о Сан-Доминго, черт бы их всех побрал».
Следственная комиссия не нашла ничего, что могло бы навести на след убийцы. Исследовали электромагнитный замок в дверях гаража. Внутри он был покрыт пылью — им ведь не пользовались уже несколько лет. Густой слой пыли прочерчивали царапины от стальной проволоки, которой убийца открыл дверь. Это объясняло все, почти все…
Итак: кто-то знал, что Лоретта связалась со мной, что даже была у меня. Наверняка за ней следили. Кто-то догадывался, либо знал — но откуда? от кого? — либо только предвидел, что Лоретта договорилась со мной о новой встрече, что я должен ей позвонить, и поэтому сам позвонил, назвавшись моим другом, и сообщил, что я жду Лоретту в «Монтане». Или так: этот человек действовал наугад, ничего не зная ни о том, что она мне звонила после встречи со мной, ни о моем звонке, а только считал, что наша следующая встреча вполне вероятна. Бисли сказал, что такая версия наиболее правдоподобна.
Итак, тот человек позвонил Лоретте и в то же время кто-то — конечно, его сообщник, — проскользнул в гараж, открыв дверь отмычкой. Там он притаился, уже зная, что Лоретта спустится, чтобы вывести машину. Он отключил автоматическое устройство, зажигающее свет, когда опустится лифт, и ждал Лоретту, которая должна была взять с собой рукопись «Эры Трухильо».
Лоретта спустилась в гараж. Поскольку свет не зажегся, она вышла из лифта, чтобы повернуть выключатель. А может, она даже не выходила из лифта, может, испугалась темноты, и убийца настиг ее в лифте.
Он положил труп девушки в ящик с песком. Потом толкнул «империал» Лоретты по наклонному полу к дверям. Передние скаты нажали на подвижную полосу, двери автоматически раздвинулись, тогда убийца стал перед радиатором, оттолкнул машину обратно и вышел. Через 15–20 секунд двери опять задвинулись.
Мы дважды попробовали этот номер с машиной. — Бисли, я и Нэд — и все мои предположения подтвердились. Ясно было, при каких обстоятельствах совершилось убийство. Ясно было, и по чьему приказу это сделано, хоть мы не знали, кто убийца, и не надеялись его схватить. Рукописи «Эры Трухильо» мы не нашли ни в гараже, ни где-либо в другом месте — той рукописи, о которой Флинн сказал, что она была в двух зеленых пластикатовых папках.