Последствие

Хиггинсон Рейчел

Он сел, и мы вместе попытались снять с меня кардиган. Я сбросила его с кровати. Нетерпеливо, Сойер сдернул с меня тунику следующей, отбросив ее за спину. Мой лифчик быстро последовал за ней, брошенный где-то в беспорядке одежды вокруг нас.

Я снова легла на его кровать, топлесс и смущенная, мои волосы разметались повсюду. Он навис надо мной, откинувшись на колени, чтобы внимательно рассмотреть. Он резко втянул воздух, и я увидела, как его глаза потемнели от вожделения.

Его рука потянулась, обводя выпуклость моей груди дрожащим пальцем.

— Так чертовски красиво.

—

Сойер, — умоляла я.

Мой голос разрушил чары, и его голодный взгляд снова встретился с моим. Я потянула за край его рубашки, и он быстро расстегнул ее. Его запястья застряли в манжетах на невыносимую секунду, прежде чем ему удалось освободиться.

Он снова был надо мной, его горячая, твердая грудь заставляла меня дрожать, когда он опускался. Мы целовались снова, и снова, и снова. Никто из нас не торопится пройти через это. Все это было для того, чтобы не торопиться, наслаждаться каждой секундой, каждым ощущением.

Когда его поцелуи переместились ниже, на этот раз они не прекратились. Он стянул с меня леггинсы, а затем и нижнее белье, зарывшись лицом между моих ног. Я вцепилась в простыни, пока он пировал на мне. Давление нарастало медленно, постепенно, сладкая пытка, которая распространилась по каждой конечности, огонь горел так жарко, что поглотил меня.

К тому времени, как он вызвал у меня восхитительный оргазм, моя голова металась взад-вперед, и мои стоны были какими угодно, только не тихими.

Неохотно я высвободила бедра из тисков, которыми сжимала его голову, и он посмотрел на меня снизу-вверх, полный мужского удовлетворения и неутоленной потребности.

— Я скучал по этому, — пробормотал он.

— Боже, я тоже, — задыхаясь, выдохнула я.

Его мрачный смешок прошелся по моей коже, снова разжигая во мне желание. Его глаза вспыхнули, открывая такой же ад внутри него. Он положил руку мне на живот, долго с удивлением разглядывая его, прежде чем снова опуститься на колени.

Пока я пыталась унять головокружение, он снял с себя джинсы и вошел в меня. Я ахнула от ощущения его, растягивающего меня, подталкивающего меня, ведущего меня к другому блаженному пику. Мои руки опустились на его лопатки, и, хотя я лежала, мне пришлось ухватиться за него, чтобы не упасть.

Он входил в меня все глубже, и глубже, и глубже. Не было ничего за пределами кровати, ничего за пределами его тела внутри моего. Мое сознание было сведено к желанию и жадной потребности обладать им больше — всем им.

Его невероятно сильные руки обхватили мою голову, бицепсы вздулись, когда он поддерживал себя. Боже, одного его вида надо мной было достаточно, чтобы удовлетворить мои фантазии на следующие сто лет. Он был скульптурой, идеально вырезанной, чтобы подчеркнуть мужские формы. Он был падшим ангелом, собранным по кусочкам самим небом. Он был красивым, сломленным и моим.

— Еще, — выдохнула я. — Боже, Сойер, еще.

Он подчинился, толкаясь в меня до тех пор, пока каждый мускул в моем теле не напрягся и не запульсировал, и в конце концов уступил место ослепительному взрыву. Мы сошлись в катастрофическом финале, который, как я была удивлена, не потряс весь жилой дом. Его голова низко опустилась, и наши щеки прижались друг к другу, когда мы вместе пережили

напряженный момент.

Когда все закончилось, он рухнул рядом со мной, уткнувшись лицом в мою шею и положив руку мне на живот. У нас перехватило дыхание, и я наслаждалась каждой секундой его тепла и необузданной силы, ощущением его обнаженного тела, прижатого к моему, спасением этой редкой вещи, которую я считала потерянной навсегда.

Он поднял голову и снова обратил на меня все свое внимание.

— Я люблю тебя, Кэролайн. Я никогда не останавливался. Я никогда не остановлюсь.

Я ждала этих слов годами, с того момента, как решила уйти от него. Без них я была пуста в течение пяти лет. Я была потерянной, безнадежной и не в себе. И даже несмотря на то, что он уже сказал их, даже несмотря на то, что он уже исцелил мучительную боль и простил худшие из моих грехов, я была совершенно не готова к их силе сейчас, к опустошению всего тела, которое нахлынуло на меня, разрушая все стены, сопротивление и страх, которые у меня остались.

Между нами были моменты, когда я знала, что никогда не узнаю настоящей правды, что некоторые из его секретов всегда будут за семью печатями. Но это… Я знала, что это полная и бесповоротная правда.

Он действительно любил меня. Он всегда любил меня. Он всегда будет любить меня.

Слезы потекли из уголков моих глаз, падая на мои растрепанные волосы.

— Я тоже тебя люблю. Я всегда любила тебя, Сойер. И я всегда, всегда буду.

Мы оставались так целую вечность, достаточно долго, чтобы превратить наши слова в клятву, наши тела — в завет. Когда, наконец, мы оторвались друг от друга, чтобы помыться и сменить простыни, все мое тело почувствовало себя по-другому — физически, эмоционально… Сойер вернулся в мою жизнь, как ураган. Он полностью уничтожил все, что я считала правдой о нем, или об этом мире, или о моем будущем. А потом он каким-то образом собрал меня обратно воедино.

Это не было нежным, или мягкотелым, или слишком внимательным. Но вот я стояла по другую сторону, более сильная, лучшая, цельная девушка. И, несмотря на наше нынешнее безумие, у меня также было четкое видение нашего будущего. Вместе. Как семья. Подальше от этого ада и в версии рая, которую могли создать только мы.

Когда мы вместе забрались обратно в постель, я свернулась калачиком в уголке, который он устроил для меня под мышкой, и мне пришлось закрыть глаза от сладости этого.

— Нам нужно начать использовать защиту, — сказала я перед тем, как заснуть. — Или я снова забеременею. — Это была одна из тех вещей, о которых мне не приходилось думать в течение пяти лет. Но забывать об этом в данный момент было недопустимо.

Он перевернулся, притягивая мою спину к своей груди, обнимая меня так, как мы привыкли. Его губы исчезли в моих волосах, и я почувствовала, как он дышит мне под лопатку.

— Я не вижу проблемы, — пробормотал он.

— Да, точно, — засмеялась я. Он явно шутил.

Прежде чем меня сморил сон, у меня мелькнула мимолетная мысль перепроверить, не шутит ли он. Эмоциональное и физическое истощение взяло верх, и я была глубоко убаюкана теплом за спиной и тем, с каким обожанием Сойер прижимал меня к себе.