Последствия больших разговоров
Шрифт:
А потом все изменилось. Возможно, с самого начала, вся эта отчужденность была лишь плодом шталевского воображения, все еще отягощенного чувством вины из-за Юли и Валеры. Возможно еще и потому, что на ее запястье тихо, жалобно сжались пальцы Севы, заставив ее руку покинуть карман и обхватить в ответном пожатии ладонь Мебельщика. Или потому, что на плечо легла ладонь Нины Владимировны, а другая свободная шталевская рука сама по себе оказалась в руке всхлипывающей Сашки, и та притихла, приткнувшись щекой к плечу Эши. В любом случае ощущение отдельности исчезло, и теперь она была среди близких людей. Казалось, что она всегда была среди них, и как бы ни было больно и плохо, с ними было легче, с ними боль теряла остроту и уходила, уступая место тихой печали. Человек не должен быть один. Каким бы сильным и независимым он себя не считал, он никогда не должен быть
Все было закончено, и свежие холмики с тихим шелестом стали принимать на себя охапки цветов. Положив свои, Шталь вернулась на место. Сейчас она не видела ни холмиков, ни разноцветных лепестков, скрывающих под собой безжалостность земляных комьев. Она видела Беккера, который важно кивал ей со скамейки в первое шталевское рабочее утро. Она видела Ковроведа, который воодушевленно таскал за ней пылесос во время первой уборки, сияя всеми своими веснушками. Она видела обернувшееся к ней на лестнице лицо бывшей Часовщицы и слышала ее осторожный голос. Один погиб, потому что боялся, что кого-то убил. Другой погиб, потому что боялся, что убьют его. Третья, подкошенная смертью сына, просто запуталась. Шталь смотрела в недоступное прошлое, над которым ее собеседник был уже не властен, и думала о том, что она давным-давно простила бывшую Часовщицу, сама того не поняв. Пальцы Севы снова сжались на ее пальцах, и на мгновение - только на одно мгновение Эше вдруг стало жаль Лжеца. Что бы ни двигало этим человеком - магический осколок или собственная безумная истина - он всегда будет один, никто не посмотрит ему вслед, когда он уйдет, и все только вздохнут с облегчением.
Но жалость кончилась, едва родившись. Дай бог, чтобы Лжец был мертв. Кем бы он ни был когда-то, важно то, кем он стал. Дай бог, чтоб его больше не было. Она покосилась на застывший профиль старшего Оружейника, который мрачно смотрел перед собой. Никто здесь не знал, что Михаил недавно уже похоронил близкого человека, хотя в этот момент тот физиологически был вполне жив, и Эше даже не хотелось представлять, каково ему было.
Она перевела взгляд на алые с красными прожилками огненные лепестки, которые, несмотря на полное безветрие, изгибались и трепетали, порождая множество теней. Огонь горел на сгустке тумана в форме невысокой колонны, почти незаметном среди тьмы, теней и прыгающего света, и от этого казалось, что огонь висит прямо в воздухе без всякой опоры. В сущности, так оно и было, и, хотя от пламени ни шло никакого жара, с самого начала оно немного напугало Шталь. Ей постоянно казалось, что вот-вот все вокруг вспыхнет до самых звезд и утонет в пламени. Правда Иван Дмитриевич, Говорящий с огнем, не без удовольствия принявший ранг старшего, успел объяснить ей, что пламя совершенно безопасно, но Эше все равно было немного тревожно. Собеседники ведь могут и закапризничать.
Трое Говорящих с огнем - сам Иван Дмитриевич, Лена, вывезенная из гостиницы Домовых, и Ната-Бестия, с которой Шталь познакомилась только сегодня, вышли вперед и окружили пылающий цветок. Эша, понятия не имевшая, что они собираются делать, невольно подобралась, и тут издалека, от ворот долетел громкий лязг, тут же сменившийся стремительно приближающимся шумом, который производила очень быстро едущая машина. Несколькими секундами спустя из развилки на залитую светом фар дорогу вылетела "Скорая", едва не приложив джип Оружейника, развернулась и застыла впритык к старой сосне, тревожно сияя огнями. А еще секундой позже ее задние дверцы распахнулись, явив доказательство того, что если люди хотят кого-то проводить - они делают это невзирая ни на какие запреты.
Первым из машины выскочил Вадик-Оптик, при самой ранней проверке получивший неопасные, но слишком многочисленные травмы и теперь из-за повязок смахивавший на очень раздраженную и уставшую мумию. Повернувшись, он протянул
– Господи!
– проскрежетал Михаил, хватаясь за голову.
– Какого черта?! Идиоты! Кто бы их ни привез, я сейчас его убью!
В эту секунду водитель, продолжая держаться за плечо Игоря, выступил из полумрака, свет фар растекся по его лицу, и Эша, задохнувшись, прижала одну ладонь к губам, а другую к груди и заморгала, решив, что у нее начались галлюцинации. Потому что этого человека здесь быть никак не могло. Во всяком случае, согласно заверениям его лечащего врача. Шталь поспешно метнула взгляд на Михаила, и по выражению его лица с восторженным облегчением поняла, что из машины вышло вовсе не видение.
– Олег!..
– прошептала она.
– Ну, может быть, как-нибудь потом, - уточнил Оружейник, все-таки срываясь с места, и прочие, не удержавшись, немедленно сделали то же самое. Эшу, оказавшуюся в самом центре, стиснуло, закрутило, понесло вперед, и она, прибыв на место, быстрее, чем это было возможно, обняла первого же, кто подвернулся.
– А-а, - сказал Шофер, стискивая ее в ответных объятиях - слабых, но вполне ощущаемых, - подобная бамбуку?! Слышал про тебя всякие вещи.
– Это все неправда!
– заверила Эша, сочно чмокнув Костю в ужасающе щетинистую щеку.
– Вообще-то, я слышал хорошие вещи.
– А, ну тогда правда. Зачем вы приехали?! Вы с ума сошли, вы же раненые! Кто вас отпустил?!
– Ну, сочувствующий врачебный персонал, войдя в наше положение и учтя, что наши показатели...
– Мы сбежали, - хмуро перебил его Байер.
Эша попыталась было пробиться к Олегу, но наткнулась сначала на Гарика, потом на Ольгу, которых тоже необходимо было обнять, а Лиманская, схватившись за шталевское плечо, уже его не отпускала, и Эша осталась на месте, ловя своим взглядом ейщаровский, но Олег, как специально, все время смотрел на кого-нибудь другого.
– А машину кто вам дал?!
– спросил Зеркальщик со слабой надеждой человека, ожидающего неким чудом услышать некриминальный ответ.
– Мы ее украли, - разбил эту надежду Байер.
– И это, конечно, же была твоя идея!
– возмутился Михаил.
– Вообще-то, это была его идея, - Костя кивнул на Ейщарова, который слабо улыбнулся.
– Правда, первоначально это была его идея для самого себя, а мы просто присоединились.
– Но Денисыч сказал, что ты все еще без сознания!
– Оружейник сверкнул глазами на Олега, и тот пожал плечами, поправив съехавшую с них куртку.
– Я последний раз звонил ему сорок минут назад, и он сказал, что ты так и не пришел в себя!
– Ну, это он так думал, - Олег похлопал его по руке.
– На самом деле я пришел в себя пару часов назад, но если б он об этом узнал, мне бы не удалось удрать.
– О чем ты думал?!
– О том, что я должен быть здесь, хотя бы ненадолго, - он вдруг обернулся прямо к Эше, словно с самого начала знал, где именно она находится, и Шталь, все это время изо всех сил пытавшаяся попасться ему на глаза, вдруг испугалась сама не зная чего и сунулась за спину Марка. Тут же себя обругала и выскочила, но Олег уже отвернулся к Михаилу, что-то отвечая на его гневные возгласы, потом кивнул, и все направились обратно. Шталь двинулась вместе с остальными, отчего-то чувствуя себя так, словно потеряла нечто очень важное. Захотелось стукнуть обладателя спрятавшей ее спины, хотя Зеленцов совершенно ни в чем не был виноват.