Последствия больших разговоров
Шрифт:
– Ч-ч-ч-ч-ч-ч...
– Хха-хха-хха-хха...
Верхняя губа стала мокрой от пота, Шталь мазнула по ней ладонью, на пальцы упал свет, и она вздрогнула. Пальцы были влажно-красными. Эша снова замахала телефоном по сторонам, чувствуя, как в голове начинается зловещее кружение. Показалось ей или стены стали ближе. В этот момент злополучный наследник из темноты подтвердил ее наблюдение.
– Стены сжимаются!
– Я люблю тебя, - пробормотала Эша, шатаясь среди бархатных, шепчущих, хищных голосов.
– Ладно они - они идиоты, но при чем тут я? Я никогда тебя не ненавидела.
– Мы даже не знакомы, - испуганно заметил наследник.
– Идиот!
– взревела Эша, ощущая, что кровь из носа начинает течь с пугающей интенсивностью.
– Это все из-за тебя! Ты не любил этот дом! Ты приехал - и сразу же отнесся к нему с презрением! Никто его не любил! Вот почему он стал так уязвим!
– Ч-ч-ч-ч-ч-ч...
– Хха-хха-хха-хха...
Исходящие рябью стены были все ближе, пол начал ходить ходуном. Эша пошатнулась, чувствуя, что начинает терять сознание, во тьме вокруг протянулся белесый звенящий туман, и тут дом, вернее, то, что раньше было домом, издало новый звук. В отличие от прочих, мягких, почти чарующих, этот звук был насквозь грубым, прозаичным и даже, отчего-то, оптимистичным - это был громкий удар, от которого дом слегка подпрыгнул на своем основании.
– Ч-ч-ч-ч-ч-ч...
– Хха-хха-хха-хха...
В бархатном шепоте появилась атональная злость, будто дом почуял, что кто-то посягнул на его добычу. Наступила тишина, во время которой Шталь и наследник, вцепившись друг в друга, испуганно смотрели в направлении источника звука, а потом удар повторился. На этот раз он был намного громче и намного мощнее, в следующее мгновение раздался оглушительный треск, что-то обвалилось, и в нутро дома вместе с потоком солнечного света и облаком пыли ворвался ярко-желтый ковш бульдозера. Эша, невольно прикрывшая глаза ладонью, успела рассмотреть поверх ковша, в кабинке, напряженное лицо своего сопровождения, после чего бульдозер, деловито урча, попятился. Наследник, прокричав что-то неразборчивое, отпустил Эшу, рванулся вперед и выкатился через образовавшуюся дыру. Шталь, шатаясь, кинулась следом, но у самой кромки пролома споткнулась и уже в полете исхитрилась ухватиться за край отъезжающего грунтозацепа. Бульдозер прибавил скорости, и Шталь покинула обезумевший дом, влачась по бурьяну и кочкам. Лишь оказавшись в нескольких метрах от дома, она разжала пальцы и облегченно уткнулась лицом в сухие колючки. Двигатель бульдозера заглох, хлопнула дверца, и голос Орловой откуда-то издалека спросил:
– Ну, ты как?
– Зачем спрашивать о самочувствии того, кого собираешься убить, - Шталь приподняла голову и откашлялась, размазывая по лицу кровь.
– Нужно... связаться с остальными. Я знаю, что происходит с вещами! Я знаю, почему именно эти вещи!..
– Это значит, что я не могу убить тебя прямо сейчас, - недовольно констатировала Алла, невежливо вздергивая Шталь на ноги. Потом отпустила ее, Эшу повело в сторону и крепко приложило о бульдозер.
– Дом, - пробормотала она, вытягивая дрожащую руку в направлении неказистого строения, - дом - это вовсе не дом... Как же меня тошнит!.. Спасибо. Мне надо полежать...
– Машину я поведу, - сказала Орлова, уже прижимавшая телефон к уху.
– Залезай внутрь, пока я не передумала и не сделала тебя частью этого ландшафта!
– Я, пожалуй, прогуляюсь, - жалобно ответила Шталь.
Высокое собрание вновь было на своих местах, но на сей раз оно выглядело куда как более потрепанным, чем до своего ухода. Некоторых не хватало - несколько неГоворящих были в больнице, а вместе с ними - Вадик-Оптик, младший Ковровед Тамара и младший Оружейник Сергей, получившие при проверках неопасные, но довольно болезненные травмы. Остальные, порезанные, обожженные, изукрашенные кровоподтеками и причудливо исчерченные полосками пластыря, представляли из себя удручающее и, в то же время, устрашающее зрелище.
Оставшиеся в офисе, за исключением Севы и подрастающего поколения, в первые минуты держались особняком, виновато глядя и виновато разговаривая, но после раздраженного предложения старшего Оружейника перестать валять дурака, облегченно смешались с коллегами, оттеняя их своими неповрежденными и по-прежнему виноватыми лицами. Сам старший Оружейник был единственным, кто остался сидеть особняком - он, занявший одно кресло и задравший ноги на соседнее, большей частью молчал, зло вращал еще мутными после анестезии глазами и подчеркнуто избегал смотреть на Олега Георгиевича.
– Итак, - Ейщаров с силой провел по лицу ладонями и обвел высокое собрание усталым взглядом, - мы все проверили и можем с уверенностью сказать, что воздействию подверглись только те вещи, которые никому не нравились. Правильней сказать, вещи, которые никто не любил.
– Зеркала в этом отношении уязвимей всего, - меланхолично пробормотал Марат.
– Женщины выплескивают на зеркала невероятное количество отрицательных эмоций. В связи с этим я бы хотел...
– Пострадали не только твои зеркала, так что не причитай!
– огрызнулся Фантаст и ткнул пальцем в сторону братьев Зеленцовых.
– Они сожгли "Войну и мир"!
Остальные Библиотекари одарили братьев инфернальными взглядами, и Марк немедленно возмутился:
– Это уже не книга была! Ты сам видел, что она сделала! И мы не виноваты, что все в той квартире, а особенно их дочка, не выносят русскую классику! Она как раз сейчас Толстого в школе проходит, и ты лучше радуйся, что она пока только один том открывала! Да если б не мы...
– Я контролировал ситуацию!
– заявил Тимка, взмывая со стула.
– С мокрыми штанами...
– Марк тоже вскочил.
– Хватит!
– рявкнул Ейщаров, и спорщики, замолчав, осели обратно, после чего Олег Георгиевич прежним ровным голосом продолжил: - Вопрос в другом - во всех этих квартирах были и другие нелюбимые вещи.
– А как же видик?
– спросил Михаил у кадки с монстерой.
– А телевизор? Они-то были совсем новые! Вряд ли их купили от большого к ним отвращения! Нет, мы по-прежнему не знаем принципа, по которому все происходит! Да, кое в чем Шталь оказалась права... Кстати где ее носит?!