Последствия старых ошибок
Шрифт:
Эрцог кивком пригласил меня сесть рядом.
— А ведь ты знаешь, кто мне дал камень, — сказал я. — Меня допрашивали во сне? В процессе обследования?
Он спокойно кивнул.
— А комедию разыграли, чтобы показать медику…
— Дай–ка сюда сапфир, — сказал эрцог.
Я достал камень и протянул ему.
Локьё встал, открыл сейф и вынул маленькую, инкрустированную бриллиантами прозрачную коробочку. Камень вошёл туда идеально, зависнув на силовой подушке.
Эрцог закрыл коробочку и протянул её мне.
—
Наверное, я захлопал глазами, потому что он рассмеялся.
— Это тебе за то, что ты испортил веками культивируемую теорию о чистоте крови и прочей светской дряни. Мы провели все возможные генетические сравнения — в тебе нет ни капли от великих домов. И, тем не менее — что имеем, то имеем. Сердишься на меня?
— Сам не знаю. Нет, не сержусь. Хоть и надо бы.
— Ты знаешь, сколько у меня сыновей? — неожиданно спросил эрцог. — Восемнадцать. Но ни к одному я никогда не чувствовал того, что чувствую к тебе… Будь хотя бы немного осторожнее, хаго. Мне будет очень жаль, если с тобой что–то случится.
Я хотел спросить, что значит «хаго», но браслет вдруг ожил. Я посмотрел на эрцога, и он кивнул.
На экранчике возникло лицо лорда Джастина.
— У тебя всё в порядке, Агжей? — спросил он вместо приветствия. Мы уже двадцать минут пытаемся связаться с тобой.
Я не знал, что отвечать. Тем более, на браслете загорелся ещё один дальний сигнал. С Аннхелла. Наверное, были магнитные помехи и до меня не могли достучаться. На Аннхелле — Дьюп и Мерис. «Стучится», скорее всего — Дьюп, нужен я Мерису…
— А что случилось? — спросил я, вводя в разговор и Дьюпа тоже. Экранчик разделился пополам…
— Минут двадцать назад я почувствовал что–то странное, — сказал лорд Джастин. — А потом со мной связался лендслер.
Дьюп молча смотрел на меня с экрана.
— Я просто испугался, — сказал я честно. — Произошло что–то вроде короткого замыкания, — я развернул экран, чтобы было видно, какой разгром в каюте Локьё.
Дьюп отрицательно покачал головой. Он мне не поверил. Он меня знал.
— Я, правда, нечаянно, — сказал я.
— Что у вас произошло, Аний? — спросил инспектор. — Этот малый опять что–то натворил?
Эрцог посмотрел на меня и вздохнул.
— Боюсь, что натворил я. Мне хотелось проверить одну гипотезу, а я никак не мог заставить вашего капитана защищаться. Пришлось напугать. Приношу вам обоим свои извинения. Я не предполагал, что эхо докатится так далеко.
Колин молчал. Но я и так видел, что он хочет только одного — чтобы я валил, наконец, на Къясну. К эйнитам. Так ему было бы спокойнее.
— Я прошу ещё три дня, — сказал эрцог. — И я его отпущу. Но если он заявит о своем желании лететь сейчас — я не буду
— А ты что скажешь? — спросил лорд Джастин.
Я вздохнул.
— Я останусь. Только я хочу узнать, как там Влана. Если можно — то прямо сейчас.
— Можно, — открыл, наконец, рот Колин. — Переключитесь на нормальный экран.
Чтобы переключиться, нам пришлось уйти в навигаторскую. В каюте эрцога связь не работала.
В кабинете лендслера я раньше не был ни разу. И потому не сразу понял, где именно находится моя девочка. А находилась она в смежной с кабинетом Колина комнате, куда он перевез её из госпиталя. Сердце у меня сжалось. Но я сказал только:
— Колин, сбрось мне на всякий случай на «браслет» полный диагноз.
Он кивнул.
Я смотрел на неё и не видел.
— Ох, и вставят мне потом дома, — выдохнул я, когда осознал, что экран давно выключен, а я сижу в навигаторской чужого корабля и как дурак смотрю в пустоту.
— А что они с тобой обычно делают? — поинтересовался эрцог.
Оказывается, он сидел у меня за спиной и тоже молчал. Больше в навигаторской не было никого.
— Один — разговаривает, другой — не разговаривает. Честно говоря — не знаю, что хуже…Жалко только, что в курсе — оба.
Я встал.
Но куда идти в таком настроении на чужом корабле?
— Иди к Домато. Пусть тебе укол какой–нибудь поставит, — посоветовал эрцог. — И диагноз ему покажи. Хотя друзья твои, боюсь, уже наводили справки везде, где это возможно.
История шестая. Клинок
Солнце висело низко, но всё никак не могло сесть.
Мы попрощались с Колином. Он сам привёз меня на Кьясну, как и в тот, первый раз.
Лучше бы он меня убил.
Шлюпка окуталась дымкой электромагнитной защиты и сгинула, в секунды набирая допустимую в атмосфере скорость. Защита нужна была не хитинопластику внешних обводов маленького судна, а птицам и бабочкам, рискующим сгореть в трущихся молекулах воздуха…
Я мог сейчас всё — изображать психа на корабле Локьё, ручкаться с алайцами, а ещё лучше — убивать: кого угодно и в любых подходящих количествах. Главное — не терять напряжения. Оно было необходимо мне, чтобы жить. А в покойной пустоте Кьясны жизненный тонус, нужный для продуцирования смерти, резво стремился к нулю. Значит, и моё желание жить стремилось к этой же выдуманной математиками цифре.
Когда я застыл посреди парка, как это больное солнце над головой, — мир тоже остановился. И в нём медленно умирала Влана. И все мы были самым проклятым образом больны смертью, Хэд нас возьми. Всех…