Последствия старых ошибок
Шрифт:
Отдышался. Попил водички. Похоже, я был именно той персоной, на которой Проводящей удобно срывать раздражение. Этому меня тоже будут учить, интересно? Голова не то чтобы болела, но мозг чесался прямо под черепом! Наверно я только что получил от Проводящей не просто по голове, а непосредственно по мозгам.
Потом я налил воды в деревянный детский стаканчик и снова отправился в спальню. И уже протягивая Айяне воду, сообразил, что меня не просто огрели по башке, но ещё и воды заставили принести.
— То есть: и думать ничего не сметь? —
— Ну, типа того, — ответила мне Айяна в тон и с тем же имперским акцентом.
Я фыркнул.
— Вот потому с ТОБОЙ, — она подчеркнула, — можно и так. Нервная система пластичная, но устойчивая. С другим бы ещё месяц нянчились. У тебя есть этот месяц?
Я пожал плечами.
— То–то.
— Значит, если что — меня можно и..? — не форсируя интонаций, поинтересовался я.
— А у тебя какие–то другие предложения есть?
— В смысле?
— В смысле воспитания, — Айяна откровенно подсмеивалась надо мной. — Что я, слабая женщина, могу ещё с таким бугаём сделать? Подзатыльник дать?
— А говорят — эйниты гуманисты, — я картинно помассировал шею.
Айяна хмыкнула. Она всё возилась с малой. Вертела она её туда–сюда прямо–таки немилосердно. Пуговица кряхтела и таращилась.
Вообще–то Айяна была права: ментальная оплеуха меня не шокировала и даже, в общем–то, не обидела. Я наловчился терпеть Локьё, а до того — испытывал постоянное психическое давление, находясь рядом с Колином. Я, скорее всего, просто привык. Для кого–то случившееся могло бы стать событием, но я воспринял незнакомое ощущение именно как подзатыльник.
— Айяна, а можно узнать… — я увлёкся: смотрел на малую, как она упирается ножками в подставленную ладонь.
Проводящая подняла голову.
— Ну, это… — я замялся. Нашёл же у кого спрашивать. — Семь запретов цивилизации — это что?
Проводящая неожиданно улыбнулась — то ли мне, то ли стараниям Пуговицы. Чуть прикрыла глаза, задумываясь. И вдруг спросила:
— Скажи, что чаще всего возят контрабандисты через ближайшую развязку в районе Джанги?
— Наркотики, — отозвался я на автомате.
— Какие?
— Хиланг, афеин, кристаллический сахар…
— А сахар — это что за наркотик?
— Не из самых опасных, но химически чистый сахар вызывает резкий выброс гормонов в кровь, привыкание, нарушение обмена веществ. В дальнейшем угнетающе воздействует на психику. В следующих поколениях возможны генетические мутации. Используют его спецподразделения втихую, как лёгкий стимулятор, ну и самый дешевый и ходовой наркотик в бедных кварталах.
Айяна улыбнулась так же мягко и загадочно:
— Когда–то чистый сахар был в каждом доме и считался вполне допустимой приправой к чаю, мальчик. Он занимал то же место, которое занимает сейчас красный, черный или коричневый сахар. Да, именно тот белый кристаллический порошок, который переправляют контрабандисты.
— Ну не знаю, — я пожал плачами. — Пробовал я его. Противная сладкая гадость…
И тут меня осенило: капитану было далеко за девяносто, он, верно, знавал и какие–то другие времена. И мы знали от дежурного, что сахар он всегда держит в сейфе. Нарушение было не такое уж большое, но забавное. Ну а на юге, среди всей этой неразберихи, я на такую мелочь, как сахар, и внимание перестал обращать. Тут кто только чем не травится.
— Цивилизация Земли в каком–то смысле была построена на химической обработке продуктов, — продолжала Айяна, заворачивая малую в пелёнку. — Пойдём–ка искупаем этот лепесточек чайны.
— Рафинирование продуктов, — продолжила она уже на кухне, — добавление в пищу химических красителей и консервантов, синтетическая одежда и строительные материалы, пластиковая упаковка продуктов, химическая очистка воды…. — Проводящая указала на детскую деревянную ванночку, чтобы я поставил её на стол и налил воды. — Но одним из решающих факторов оказалась именно сахароза. Именно она разделила человечество на две группы: химически чистый сахар вызывал два принципиально разных типа нарушения обмена веществ… Сходи в ноотеку, почитай что–нибудь. Тогда и сможешь поразмышлять, что это за семь запретов цивилизации, погубившие генетическое наследие Матери–Земли. Запреты в Империи примерно те же, только об их корнях вы не приучены думать.
Она проверила температуру воды и развернула Пуговицу, уже пускающую в предвкушении купания пузыри.
Малая отправилась ужинать и спать, а я вышел во двор. Хоть и досталось мне от Айяны любя–шутя–нарочно, но затылок продолжал чесаться. Радовало одно: раз мозги болят, значит — они есть.
Ноотека оказалась огромным приземистым зданием, уходящим на глубину по крайней мере пяти этажей.
На первом размещалась привычная мне голотека, ниже была видеотека, ещё ниже — библиотека звуков, на четвертом этаже (дальше лифт не пошёл, но кнопочка–то пятого этажа наличествовала(!) оказались книги. Кристаллографические, электронные, пластиковые, бумажные и…запаянные в вакуумный куб, залитые прозрачным гелем желтые изломанные страницы…
— Что это? — спросил я у миловидной девушки ноотекаря.
— Это бумага, — улыбнулась она. — Настоящая бумага, без добавок акрила и пластиков.
— Такая желтая?
— Почему же? Вот здесь, взгляните, совсем белая. Просто чистая целлюлозная бумага очень сильно темнеет уже через сотню–другую лет. Вы к нам на экскурсию?
Девушка разглядывала меня снизу вверх любопытными искристыми глазами. Из–под аккуратной белой шапочки выбивались зелёные прядки.
— Нет, мне хотелось бы прочитать что–то про кристаллический сахар.