Послевкусие: Роман в пяти блюдах
Шрифт:
Потом мы устраиваем перекус — съедаем пару ломтиков прошутто, немного сыра и кусочек итальянского хлеба. Поскольку я воспитываю у Хлои изысканный вкус к еде, меня не впечатляет сентенция мясника, что не стоит даром переводить пармскую ветчину на беззубых младенцев. К тому же у Хлои уже есть четыре зуба. Правда, сейчас они ей не нужны. Мясо и вправду тает во рту.
Через некоторое время раздается стук в дверь. Это Ричард. В руках у него маленькая пальмочка в горшке и плюшевый медвежонок. Я распахиваю дверь и кидаюсь в его объятия.
— Добро пожаловать, милая! Осторожнее, — бубнит он мне в шею, когда
Ричард идет за мной на кухню, где Хлоя до сих пор играет под столом. Сделав мне знак не шуметь, Ричард отодвигает стул, садится и опускает медвежонка под стол, раскачивая из стороны в сторону. К полному восторгу Ричарда, Хлое требуется ровно пять секунд, чтобы подползти и протянуть руки к игрушке. Ричард наклоняется и заглядывает под стол.
— Привет. Помнишь меня?
Хлоя отвечает ему робкой улыбкой и тянет медвежонка за лапу. Похоже, что ее ответ будет зависеть от того, как скоро Ричард предоставит игрушку в ее полное распоряжение. Он сразу отпускает медвежонка, и Хлоя улыбается во все свои четыре зуба.
— Ну, как устроились?
— Неплохо. Папа приготовил нам комнаты под крышей. Заново отделал. Даже повесил картины и отполировал мою старую мебель. Получилось действительно мило.
Сколько я себя помню, на чердаке всегда жил отец, среди своих книг и разных инструментов, там же стоял его чертежный стол. Я растрогалась, узнав, что отец перенес свой кабинет на первый этаж, в мою бывшую комнату, а нам с Хлоей предоставил весь этаж под крышей. Теперь у меня две комнаты. В одной отец устроил небольшую гостиную, поставив старый диванчик, который притащил из подвала, и пару книжных шкафов. В смежной комнате — спальня, обставленная моей старой мебелью. Раньше этот датский модерн я считала безнадежно старомодным, но теперь он приобрел даже некоторый антикварный шик, как мебель, сделанная в середине прошлого века. Отец даже принес откуда-то детскую кроватку — когда я спросила, где он ее взял, он буркнул в ответ что-то неразборчивое. К кроватке прилагалось стеганое одеяльце с Винни-Пухом (не новое, но абсолютно чистое) и бортики.
— Но ты же знаешь, я не почувствую себя дома до тех пор, пока что-нибудь не приготовлю. Так что сегодня, — я показываю на тесто, — у нас будет пицца по-деревенски.
— Мм, звучит заманчиво. Умираю от голода.
— Тогда чего-нибудь перекуси, пицца будет нескоро. Папа, наверное, укатил в свой офис. Уже несколько часов назад. А я так поняла, что он хотел готовить вместе со мной.
— С каких это пор твой отец увлекся отделкой комнат? — спрашивает Ричард, смахивая с брюк след от муки. — Нужно посмотреть, что он там сделал. Кстати, а что он думает о своей потрясающей внучке?
— Она ему очень понравилась. Представляешь, он с ней сюсюкает! И накупил ей тонну игрушек. Он ее избалует, вот увидишь. — Я замолкаю. Внезапно на меня наваливается усталость, глаза начинает жечь. — А вообще-то он у меня очень хороший.
Ричард подходит ко мне сзади и нежно сжимает плечо. Потом тянется мимо
— А перекусить чем-нибудь было бы кстати.
Чтобы отвлечь меня, Ричард подходит к буфету и начинает наугад открывать дверцы.
— Не могу поверить, что в доме знаменитого шеф-повара, о котором даже писали в «Gourmet», нечего макнуть в чашку кофе! — Ричард распахивает холодильник, заглядывает в него и с притворным ужасом оглядывается на меня. — В этом доме можно умереть с голоду! Никогда в жизни не видел такого пустого холодильника, — говорит он и вытаскивает пакет, который я принесла от мясника.
— Эй, не трогай, это для пиццы, — говорю я, и Ричард сердито хмурится. — Бери бискотти, они в пакете на столе. Кстати, раз уж ты все равно залез в холодильник, обрати внимание на лак для ногтей на дверце.
— На дверце? — переспрашивает он.
— Угу. В отделении для масла.
Ричард открывает отделение, вынимает флакон с лаком, потом лезет в нагрудный карман и, достав оттуда очки, принимается его рассматривать.
— Кристиан Диор, «Флейм». Дорогая штука. — Он отвинчивает крышку и разглядывает кисточку. — Красивый цвет, только не всем идет. Такой яркий лак не для каждой. — Я молчу, и Ричард продолжает анализировать. — Аккуратная особа. Флакон наполовину пуст, но следов засохшего лака на горлышке нет, — говорит он, показывая мне флакон. Потом завинчивает крышку и вопросительно смотрит на меня поверх очков.
— Блестящий анализ, Ричард. Если твой антикварный бизнес когда-нибудь заглохнет, можешь попробовать себя в криминалистике, будешь искать преступников по лаку для ногтей.
— Таким лаком, — словно приняв мои слова всерьез, продолжает Ричард, — может пользоваться только уверенная в себе женщина. Которая хорошо разбирается в косметике. Только самые искушенные любительницы косметики знают, что жизнь лака для ногтей можно продлить, если держать его в холодильнике.
Ричард садится за стол, снимает очки и ставит перед собой флакон с лаком.
В следующий момент, словно Ричард подал условный сигнал, слышится звук открываемой двери и голоса: низкий баритон отца и другой, мягче и выше. А еще через несколько секунд в кухне появляется мой отец и с ним невысокая, аккуратно одетая женщина со светлыми, туго завитыми волосами. На ней аквамаринового цвета брючный костюм с глубоким (и весьма впечатляющим) декольте, тело покрыто искусственным загаром.
— Ричард! — с преувеличенной радостью восклицает отец. В этот момент он похож на актера, который, хорошо зная свою роль, внезапно вынужден импровизировать. — Как я рад тебя видеть!
Он подходит к Ричарду и протягивает ему руку, которую тот энергично пожимает. Женщина, стоящая за спиной отца, тихонько кашляет.
— О, простите. Я тут кое-кого к нам пригласил. Большую поклонницу пиццы по-деревенски и вообще всего итальянского. Мира, Ричард, позвольте представить — мисс Фиона О'Хара.
Фиона любезно улыбается.
— Ричард, я имела удовольствие сделать покупку в вашем милом магазинчике, но мы с вами до сих не представлены друг другу.
Когда она протягивает руку, сначала мне, потом Ричарду, мы невольно бросаем взгляд на ее длинные, не меньше двух дюймов, ногти, покрытые… чем же еще? Лаком «Флейм».