«Посмотрим, кто кого переупрямит…»
Шрифт:
Я вряд ли что-нибудь смогу написать для вас: не подойдет! Но рада была бы… Хоть бы поговорить…
Н. Я. Мандельштам – З. Г. Минц 21 ноября 1964 г., Москва
Дорогая Зара Григорьевна!
Спасибо, что вы не забыли меня и прислали мне “Блоковский сборник” [463] . Я не сразу вам ответила, потому что сидела в Тарусе, а книга пришла в Москву. Потом обнару жила, что не знаю вашего адреса, и долго получала его из Пскова.
463
Блоковский сборник. Тарту, 1964.
Читаю “Сборник” с большим интересом. Ваша статья [464] по теме чрезвычайно интересует меня. А также Дмитрия Евгеньевича [465] ,
464
Минц З. Г. Поэтический идеал молодого Блока // Блоковский сборник. С. 172–225.
465
Максимов Д. Е. Критическая проза Александра Блока // Там же. С. 28–97.
Бедный беспомощный Иванов, так называемый “Женя” [466] , трогателен, но, конечно, почти смешон в своем бессилии. Всему этому шквалу нельзя противопоставлять “маму” и уклад. А вот Павлович – это просто Елизавета Смердящая в чистом виде, только не сумевшая даже родить Смердякова. И по виду удивительно похожа. Она иногда заглядывала к нам в начале двадцатых годов, я запомнила ее вид и речи. Смешно, что она (как и еще несколько женщин) всю свою жизнь построила на почти случайной встрече с Блоком [467] . С Мандельштамом она перефразирует в ослабленном виде запись Блока:
466
Иванов Евгений Павлович (1879–1942) – близкий друг А. А. Блока. В Блоковском сборнике опубликованы его воспоминания, сопровожденные вступительной статьей Д. Е. Максимова и комментариями Э. П. Гомберга и А. М. Бихтера (С. 344–424).
467
Н. А. Павлович была знакома с Блоком с 1914 г. до его смерти. За эти годы они встречались и общались неоднократно; кроме того, они близко сотрудничали в разных организациях, в частности в президиуме Петроградского Союза поэтов (Блок – председатель, Павлович – секретарь), в Клубе которого 22 октября 1920 г. читал стихи Мандельштам.
Жид превращается в артиста [468] … Беда…
Я бросила Псков и работу. Сейчас меня наконец прописали в Москве, но комнаты у меня нет и эту зиму я просижу в Тарусе. Сейчас дожидаюсь в Москве Ахматову – она вот-вот появится и уедет в Италию, так что в Тарусу попаду в начале декабря. Весной думаю приехать в Псков, а оттуда, может, на денек к вам посмотреть еще раз Тарту и поговорить обо всем, связанном со “Сборником” и Блоком. Впрочем, это не просто. Мои 65 лет крепко давят – уже не так просто ездить в поездах и ночевать в гостиницах…
468
См. запись в дневнике Блока: “Гвоздь вечера – И. Мандельштам ‹…›. Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание. Постепенно привыкаешь, «жидочек» прячется, виден артист” (Гришунин А. Л. Блок и Мандельштам // Слово и судьба. Осип Мандельштам: Исследования и материалы. М., 1991. С. 155). У Павлович (которая в своих “Воспоминаниях”, вероятно, сверялась с дневниками Блока) соответствующий пассаж выглядит следующим образом: “Мы с Блоком сидели рядом. Вдруг он тихонько тронул меня за рукав и показал глазами на лицо Осипа Эмильевича. Я никогда не видела, чтобы человеческое лицо так изменялось от вдохновения и самозабвения. Некрасивое, незначительное лицо Мандельштама стало лицом ясновидца и пророка. Это поразило и Александра Александровича” (Павлович Н. А. Цит. соч. С. 472).
Сердечный привет Юрию Михайловичу и всем авторам “Сборника”. Н. Мандельштам.
Н. Я. Мандельштам – З. Г. Минц <начало 1965 г., Москва>
Дорогая Зара Григорьевна! Спасибо за то, что вспомнили меня. Вашу новогоднюю открыточку я получила в Тарусе, где проживу, вероятно, до весны. А до этого сидела в Москве в страшной суете и шуме и никак не могла собраться с мыслями, чтобы написать вам о вашем сборнике. Прочла я его с большим интересом – масса материала, содержательные и глубокие статьи. О мемуарах. К Павлович я отношусь резко отрицательно: уж очень нагло она причесывает Блока. Иванов – трогательный и чистый человек, но уж очень заражен он культом Блока. Сама уже эта обстановка культа, женщин – особенно со стороны матери и тетки – и вечного сюсюканья показывает на какую-то глубокую внутреннюю недостаточность и на больное
Из статей мне наиболее интересными показались “цыганская тема” [469] , о прозе Максимова и про Блока и Андреева. Жаль, что ваша статья об отношениях Блока к Соловьеву поневоле сужена. Вам всё же удалось в ряде случаев сказать о Соловьеве, как не говорил еще никто – например, об общественной его позиции (115<?> [470] ). Но так ли схоластичны построения Соловьева (211)? Вы поставили очень интересный вопрос о том, что взял от наследия Соловьева конец 19 и начало 20 века (201) – т. е. Блок, Мережковский, и нынешний Запад (хотя бы Мочульский). Соловьеву поразительно не везло: самый сильный из его последователей Блок соблазнился лишь “душой мира”, Софией и всей этой линией, не поняв целостного взгляда этого философа на мир, на судьбу человечества. Действительно ли вы считаете, что именно в лирике Соловьева “проявились сильные стороны его взглядов” (204)? Я этого никак понять не могу… А знаете ли вы, что, вероятно, именно Соловьев в период новой теодицеи послужил Достоевскому прообразом Ивана Карамазова? То, что Блок взял у Соловьева, привело его к чему-то вроде религии природы, мировой души и к гедонизму (религии счастья хотя бы для всех), но сила Соловьева ведь не в этом. Вы приводите блоковское “она” – “выше Христа” и “я люблю Христа меньше, чем ее”. Вот в этом, вероятно, и сказался кризис русской культуры: отказ от понятия добра – чисто человеческого понятия – ради таинственной, умозрительной и немыслимой гармонии, которая называется “она”. Соловьевская мечта о деве, Софии и всем прочем никогда не закрывала перед ним исторической сущности понятий добра и зла, составляющих сущность его философии.
469
Лотман Ю. М., Минц З. Г. “Человек природы” в русской литературе века и “цыганская тема” у Блока // Блоковский сборник. С. 172–225.
470
Так у Н. Я. В статье об общественной позиции Соловьева говорится на с. 200–202.
Очень интересно вы разбираете традицию цыганщины в русской поэзии. Помните еще полежаевскую “Цыганку” – одно из его лучших стихотворений? Как это случилось, что “воплощением национального начала” (115) стала народная песнь в исполнении цыган? Киреевский, “почвенник” А. Григорьев – все они без цыганки прожить не могли! Как это могло случиться? Видно, очень всегда скучно им жилось…
Правда ли, что славянофилы считали личное начало – “злым”? Я как-то этого не думала. Ведь в учении о соборности (Хомяков) нет и тени этого. Наоборот – личность находит себя в соборности…
А что все-таки делать с поэзией? Ведь по существу она непознаваема. Поэтому и легко бывает с Блоком, что его условность так часто просится прямо в руки – берите… Сравнительно легко говорить о поэте, но до чего трудно говорить о стихах…
Простите, что я так мало и поверхностно написала вам про вашу большую и умную работу. Надежда Мандельштам.
Сердечный привет Юрию Михайловичу. Боюсь не спутала ли я отчество… ведь мы были знакомы только один короткий день…
Н. Я. Мандельштам – З. Г. Минц и Ю. М. Лотману <начало ноября 1965 г., Москва>
Дорогие Зара Григорьевна и Юрий Михайлович!
Я знаю, что вы бываете в Москве. Отчего бы Вам когда-нибудь не зайти ко мне?
Кстати, я давно хочу иметь “Лекции по структуральной поэтике” [471] . Мне кажется, что я могла бы как-то на эту книгу отреагировать. Но она как назло попадает ко мне в руки на очень короткие сроки, и я не успеваю вчитаться.
471
Имеется в виду кн.: Лотман Ю. М. Лекции по структуральной поэтике. Вып. I (Введение, теория стиха). Тарту, 1964. (Труды по знаковым системам. Вып. 1 <Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 160>).
Вообще, пора познакомиться по-настоящему и поговорить. Надежда Мандельштам.
Москва, Большая Черемушкинская.
Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Лотману 26 ноября <1965 г., Москва>
Дорогой Юрий Михайлович!
Спасибо за книгу [472] – я давно хотела ее иметь. Свою книгу читаешь медленно и спокойно, а мне хотелось вашу прочесть именно так, чтобы написать вам потом о ней.
472
Речь идет, вероятно, о книге Ю. М. Лотмана “Лекции по структуральной поэтике” (см. выше).