Пособие для практикующего мошенника и другие Похождения с Лёкой
Шрифт:
– Нет проблем. Я вас сведу.
Следующая бутылочка пошла значительно бодрее. Чуин вдруг начал рассказывать, что лозунг за его спиной не имеет ничего общего с пошлостью и цинизмом. Жизнь полна стрессов, а снять их можно без вреда для организма только посредством чистого продукта с одновременным участием молодого упругого тела. Спорить я не стал, потому что Чуин был вооружён целой теорией, подтверждённой личным опытом. Мы расстались тепло, без мордобоя и долгих проводов. Назавтра я ждал обещанной встречи с Николаенко.
Завтра не просто наступило, а успело уже
– Слушаю. Чуин.
– Чуин, – обратился я, – ты не забыл, что у нас сегодня встреча?
– Бери пузырь и заходи. В чём проблема?
– При чём тут пузырь? – попробовал я направить разговор куда следует.
– А при чём тогда встреча?
– Чуин, ты же мне вчера обещал встречу с Николаенко!
– Если я обещал вчера, почему ты с ним не встретился тогда, когда я тебе это обещал? И вообще, ты уверен, что мне нужен твой Николаенко?
– Он нужен мне, – совсем расстроился я, – зачем было обнадёживать?
– Ладно, чёрт с тобой, пиши номер Витковского! Он тебя сведёт.
Связываться с Витковским – это был совершенно невыгодный проект с точки зрения финансовых затрат. Всё потому, что элитный бизнес научил меня считать деньги и подбирать партнёров. Витковский сюда не вписывался. И вообще, кто там будет разбираться, какие документы я передам? Точнее, разбираться будут, но уже без меня. Тем не менее я позвонил.
Витковский лежал на диване, глядя в квадрат нового пластикового окна, и мысленно рифмовал «сало» с «синагогой». Лирики добавляла монотонная, в самое ухо, песня любимицы кошки.
Сегодня ему снова приснился сон, который неоднократно уже повергал его в холодный пот и вызывал тревожные мысли. Он бежал, задыхаясь и ощущая тяжесть дорожной сумки; по спине струился ручеёк пота, во рту пересохло. Поезд, вскрикнув прощальным гудком, показал ему свой хвост.
Сколько же поездов Гриня встретил и проводил на своём железнодорожном пути! Имей он отношение только к салу и никакого – к синагоге, яркая карьера была бы ему обеспечена наверняка. А так… Ему иногда казалось, что даже тогда, на советской железке, он был журналистом: память запечатлела и время от времени выхватывала такие сюжеты, что, будь Витковский просто диспетчером, ревизором или каким другим специалистом транспорта, его друзья не ржали бы так откровенно, до слёз, упрашивая снова и снова рассказать ту или иную историю.
«Дэ хвист?» [4] – Он готов был предаться воспоминаниям, но заиграла мобилка. На дисплее высветился неизвестный ему номер.
– Да-да, – ответил Гриня, одновременно подумав:
Мой голос показался ему знакомым. Да чего там показался: он отчётливо вспомнил эпопею с квартирой, выездом семьи абонента в Израиль – и совершенно не обрадовался.
– Очень рад. Неожиданно. Говори: чем обязан?
Когда Витковский переходил на официальный тон, он изменял местному диалекту и звонко выговаривал букву «г». Я знал это и не стал тянуть:
4
«Где хвост?» (Укр.)
– Григорий Зельманович, мне нужен Николаенко. Не знаете ли вы его новых координат?
– Меня устраивают старые.
– Но ведь офис…
– Офис – да, уже нет.
– Так, пожалуйста, назовите старые.
– Но тебе же нужны новые.
Повисла пауза. Витковский прерывать её не спешил: входящие звонки были бесплатными. Я неприлично молчал, затем поблагодарил за то, что меня узнали, и попросил передать Николаенко мой номер. Если тот позволит быть услышанным.
«Вот вам, здрасьте, сон», – сбросив с себя кошку, подумал Гриня. Он сел на диване, характерным движением взлохматил волосы, что подразумевало – расчесал. Посмотрел на часы: было десять двадцать. Отложил мобилку, взял трубку домашнего и набрал номер Николаенко:
– Дрыхнете? – вместо приветствия обратился он к То-мочке. – А я тут стишок придумал, вот, послушай: «В моих отношениях с Богом всё время что-то мешало: то лень, чтоб пойти в синагогу, то вкусное с прорезью сало».
– Класс, – искренне отреагировала Тома. – Тебе Гена, небось, нужен?
– Зачем мне Гена? Я с женщинами привык, вот даже ещё один стишок сообразил: «Пойду похвастаюсь жене: я так е… на стороне…» А Геннадий Васильевич уже не спят?
Тома передала трубку мужу.
– Григорий Зельманович?
– Геннадий Васильевич?
Оба расплылись в улыбке.
– А у меня для вас есть подарочек, – продолжил Гриня, – и готов его вручить.
– Ну, лучший наш подарочек – это ты.
…Как обычно бывало после встреч с Витковским, у семьи Николаенко наутро болела голова, а матёрый предусмотрительный Гриня, приняв с вечера аспирин, уже в девять часов бодрым голосом справлялся об их здоровье. В ходе застолья Гриня, конечно, вспомнил о телефонном звонке, но, посовещавшись, мужчины решили, что шкурного ничего быть не может; поддерживать чей-то бизнес они не собираются, и вообще, тема Фонда давно перестала интересовать. За это даже выпили.
Но и этой ночью Гриня почему-то вновь догонял тот же поезд: «Дэ хвист?»
«Что-то я зачастил», – удивлённо отметил про себя Витковский и, не изменяя традициям, прочёл Томе по телефону стишок: «„Ничего не бывает случайно“, – еле шепчут мои уста. И едва закипевший чайник мне на ногу упал неспроста».
– А Геннадий Васильевич уже не спят?
– Уже да. – Трубка перекочевала от Томы к мужу.
– Гена, я тут подумал: что-то же надо этому хрену? Может, он денег хочет дать на «хренансирование» культуры?