Пособие для практикующего мошенника и другие Похождения с Лёкой

Доценко Елена

Ресторан «Французский бульвар» Витковский и Николаенко выбрали сообща. Присмотрев уединённый столик, мужчины сделали заказ. Прерванный в кабинете разговор возобновился сам собой.

– Григорий Зельманович, я не случайно в кабинете завёл разговор о том, сколько будет стоить ваша статья, если она не выйдет в печать. Вы же умный человек и понимаете, что для меня и Фонда данная публикация крайне нежелательна, – начал Николаенко.

– Геннадий Васильевич, отказ от публикации стоит гораздо больше, хотя, как

говорил Жванецкий, это и унизительно для коллектива. А вы не боитесь, что я напишу, как вы пытались меня подкупить, дать взятку? – спросил Витковский.

– Не боюсь. Нас двое, и подтвердить моё предложение некому. Но я уверен, вы ничего такого писать не будете, потому что, уж простите за банальность, я вам сделаю такое предложение, от которого вы не сможете отказаться.

– Угрожаете, Геннадий Васильевич? Вы, видно, плохо меня знаете.

– Знаю плохо, но угрожать не угрожаю. Скажите: ради чего вы работаете? Неужели не ради денег? Вы ведь не юнец; пожалуй, даже постарше меня будете. Если скажете, что ради идеи, я вам не поверю.

Тут официантка принесла запотевшую бутылку «Смирновской» и закуски. Разлила водку в рюмки и удалилась.

– Ну, Григорий Зельманович, давайте за знакомство.

– Давайте. – Витковский не возражал.

Первая ещё не дошла до желудка, а Николаенко уже снова наполнил рюмки.

– Между первой и второй, как известно… Будем, – предложил Николаенко и чокнулся с Гриней. Тот «Смирновскую» любил и вторую рюмку принял с уважением.

Закусили грибочками, селёдочкой с картошечкой, и Николаенко продолжил:

– Так ради чего вы всё-таки работаете, Григорий Зельманович? – И он налил третью рюмку.

Мужчины снова выпили. Канапе с красной икрой создавали замечательное послевкусие.

– Не знаю, поймёте ли вы, Геннадий Васильевич, но я работаю из-за того, что очень люблю свою работу. Всегда мечтал быть журналистом, хотя долго был железнодорожником.

– Вы – железнодорожником? – удивился Николаенко.

– Да, окончил железнодорожный институт в Харькове и пятнадцать лет отдал Донецкой дороге. Работа журналиста для меня – это всё. Она дала мне возможность стать известным в городе человеком, меня уважают читатели, ради которых я работаю и которым я помогаю.

– Ну допустим. И сильно вы разбогатели на этой работе?

– Не бедствую, Геннадий Васильевич.

– Ездите за границу отдыхать, имеете хорошую машину, квартиру? – сыпал вопросами Николаенко, наливая очередную рюмку «Смирновской».

– За границу не езжу, машина скромная – «Жигули», «семёрка»; квартира – обычная, хрущёвка. Но я, Геннадий Васильевич, журналист не только хороший, но ещё и честный.

– Если вы такой хороший, то почему вы такой бедный?

– Наверное, потому, что не продаюсь.

– А может быть, вы не продаётесь потому, что вам не давали хорошую цену?

И потом, вы говорите, что вы честный журналист. Я знаю, кому принадлежит ваша газета, кто её содержит и на какие деньги. И пишете вы, честный журналист, только то, что позволяет ваш хозяин. Я спокойно могу выйти на него, и мне больше не потребуется говорить с вами по поводу публикации. Он её запретит. Но я этого не делаю. Потому что я заинтересован в нашем сотрудничестве. Мне нравится, как вы пишете. Вы действительно хороший журналист, а мне такой вполне может пригодиться.

«А ведь, чёрт возьми, Николаенко во многом прав, – подумал Витковский. – Какие мне деньги предлагали? Копейки. На них действительно не стоило размениваться. И что это за жизнь? Скоро пятьдесят, а что я видел? Сколько можно жить без денег? Вон, если бы не было за душой тех трёх с половиной штук, сидел бы в тюряге как миленький, и никакие бы читатели не помогли. Чёрт, что же делать?» – Вслух он сказал:

– Давайте ещё нальём, Геннадий Васильевич. Разговор серьёзный и неприятный получается.

– Сейчас вам будет приятно, – предупредил Николаенко. – Я предлагаю вам за отказ от публикации четыре штуки – и не гривен, а зелени. И по пятьсот долларов каждый месяц за сотрудничество.

Витковский столько денег сроду не видел. Да и зарплата у него была меньше месячного жалованья, предложенного Николаенко.

Водка закончилась, и Николаенко заказал вторую бутылку. Вместе с ней принесли и отбивные с картофелем фри, огурчики и всё такое прочее. Гриня не стал дожидаться, пока официантка наполнит рюмки. Открыл сам бутылку и сам разлил.

– Выпьем, Геннадий Васильевич.

– Не возражаю, Григорий Зельманович. За вас.

– Я, Геннадий Васильевич, был бы не против предложенной вами суммы, но тут есть два момента.

– Какие?

– Во-первых, у меня есть обязательства перед Поляковой: я ей обещал статью. У меня репутация честного журналиста, и я не могу ею рисковать. А во-вторых, у меня есть главный редактор, ему известно о статье. Я с ним должен решить этот вопрос.

– С Поляковой я проблем не вижу, – сказал Николаенко. – Давайте я ей верну её взнос. Она вас в задницу целовать будет, а о статье и вякать перестанет. Что же касается главного редактора… Он у вас богатый человек?

– Да какое там богатый! Зарплата почти как у меня, только он ещё и алименты платит, а жена у него не работает.

– Ну, тогда я здесь тоже проблемы не вижу. Подкинем ему тысчонки две – он и возражать не будет.

– Геннадий Васильевич, я дам ответ только после того, как переговорю с шефом.

Вторая бутылка подходила к концу. Есть больше не хотелось. Николаенко предложил:

– Давайте выпьем и перейдём на «ты». Раз мы будем в дальнейшем сотрудничать, выкать нам друг другу ни к чему.