Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!
Шрифт:
Вся мишура рассыпалась пеплом, унося непонятно как появившиеся у меня в голове странные мысли. Чуть больше сотни шагов от порога до первой ступеньки постамента трона, и вот я замираю перед Филиппом Испанским.
Помню, когда-то я читал, что Петр Великий в свое время, после десятого года кажется, посылал своего сына в германские земли договариваться о денежном вопросе с родичами будущей невесты. Так вот, царь приказал собственному сыну чуть ли не унижаться перед немцами, прося об уступке, которую он, кстати говоря, не получил. О чем это говорит? О действительном отношении отца к сыну. Правда, это было тогда, когда их размолвка стала слишком сильной, и пути назад уже, наверное,
Вот, опять повело! Еле-еле удалось вовремя взять себя в руки. А то нехорошо могло получиться: аудиенция, а посол о чем-то мечтает.
– Пресветлейший и державнейший Великий Государь, Царь и Великий Князь Петр Алексеевич, всея Великия и Малыя и Бе-лыя России Самодержец Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и всея Северныя страны Повелитель, и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств и земель, восточных и западных и северных, отчич и дедич, и наследник, и Государь, и Обладатель желает своему венценосному брату долгих лет царствования!
Слегка опускаю голову, выпуская сквозь сжатые зубы воздух. Титул царя ой как непросто выучить, не дай бог, ошибешься где-нибудь – от стыда сгоришь, не говоря уже о задетой чести Руси и ужасной славе самого посла.
– И я желаю государю и правителю далекой Московии долгих лет царствования! – с улыбкой ответил Филипп на французском языке. Вот только его глаза продолжали смотреть с жадным интересом, а где-то глубоко, спрятавшись от всего и вся, застыли беспросветная тоска и усталость: от войн, интриг, судов над проворовавшимися чинушами.
Судьба и доля правителя, особенно когда в стране десяток древних фамилий, свободно претендующих на трон, ой как несладка! Мне не хотелось бы оказаться на его месте.
– Государь наш Петр Алексеевич отправил посольство с целью положить начало новым отношениям с теми государствами, которые до сих пор неведомы для нас, – глядя на монарха, закидываю первую удочку.
– Хм, и какие же такие страны оказались уже… известны России?
– Еще в первый свой визит в Европу наш царь побывал в Англии, Голландии, некоторых немецких княжествах.
– А Франция? Как же так получилось, что, будучи в тех землях, царь Московии не попал в Версаль? – удивился Филипп.
– Этого я не знаю, как, впрочем, и не должен знать, – с улыбкой отвечаю монарху.
– Что ж, действительно, не ваше это дело. Но тогда, быть может, полномочный посол расскажет подробнее, для чего он прибыл в Испанию, – с безразличием спросил Филипп, не видя, как глаза супруги слегка прищурились…
В общем, малоинтересный разговор тогда получился. Главная часть аудиенции окончилась, а к сути я так и не перешел. Ну не говорить же мне: мол, так и так, давай ты отдашь Руси Сицилию и пару островов рядом, а мы тебе помощь окажем, при условии, что Франция поспособствует с Турцией, повлияет на нее, так сказать, проход для кораблей даст и тому подобное.
Однако когда я уже выходил из дворца, ко мне подошел тот же лакей, который шел перед нами, и передал записку от королевы. В ней говорилось о том, что аудиенция для приватного разговора назначена на следующий день; почему именно так, я не понял, а объяснить, в чем дело, увы, было некому: Толстой умер, а умудренных дипломатов со мной, конечно же, не было. С другой стороны, день-то уже
Как бы то ни было, на следующий день, задолго до пробуждения короля, в девять утра, я зашел в рабочий кабинет королевы. По всей видимости, именно она является действительным властителем Испании. Об этом говорила и сама атмосфера кабинета. Сидящая здесь женщина, заваленная горами бумаг, поневоле внушала чувство жалости, все же не женское это дело – управлять государством, ей бы лучше возиться с детьми или, на худой конец, гулять с фрейлинами по парку, слушая щебет птиц и собирая гербарии.
Мария Савойская восседала в кожаном кресле. Вопреки моему ожиданию, на ней не было ни кружев, ни рюшечек, только сугубо практичная домашняя одежда. Перед королевой лежала кипа бумаг, которые она просматривала, а между делом выписывала какие-то цифры – вполне возможно, что составляла смету расходов.
Рядом с распахнутым окном замер первый министр. Крутя на левой руке золотой перстень, он глядел куда-то вдаль, высматривая что-то, а быть может, и кого-то. Услышав, как лакей плотно прикрыл за собой дверь, Альберони повернулся ко мне лицом.
– На каком языке вы, сеньор посол, предпочли бы вести беседу? – учтиво поинтересовался он.
– На русском, сеньор, но так как у вас просто нет навыка общения на моем родном языке, то лучше сразу же перейдем на французский язык, – отвечаю ему, возвращая любезность.
– Конечно-конечно, как вам будет угодно, – сказал Альберони, поворачивая голову к королеве.
Отвлекшись от лежащих перед ней бумаг, Мария Савойская с интересом оглядела фигуру молодого посла.
– Вы знаете, сеньор, у нас дела идут несколько не так, как хотелось бы всем грандам Испании, да и королю, что бы он там ни говорил своим подданным и советникам.
– Я прибыл ко двору не для того, чтобы давать пустые обещания или, как некоторые мои собратья, плести интриги против власть имущих, – слегка поклонившись, сказал я королеве, боковым зрением наблюдая за первым министром.
– Что ж, рада это слышать. Вот только мне непонятно: для чего тогда вы здесь? Не из праздного же любопытства, в самом деле? – несколько наигранно спросила Мария Савойская.
– Моя страна во многом преуспела за последние годы, но у нас по-прежнему нет устойчивого выхода к морям, кроме разве что внутреннего, да только оно не так уж необходимо, когда не имеет выхода к другим морям. Также России нужна поддержка в Европе, и чем надежней она будет, тем серьезней может быть помощь той стране, взаимовыгодный союз с которой моя родина смогла бы заключить, – спокойно выдвигаю я первое предложение, впрочем, не надеясь на его принятие: слишком оно… нереальное, что ли.
– И какого рода поддержка интересует твоего государя? – спросил Альберони.
– Любая, которая может привести к процветанию и укреплению нашего взаимовыгодного союза, если, конечно, его удастся заключить…
– Вступая в союз, Россия будет обязана вступить в войну на нашей стороне…
– Вовсе нет, ваше величество, моя страна сможет помочь вам только после того, как мы сами уладим дела на своих западных границах. Как вы, может быть, слышали, – на губах против воли появляется едва уловимая улыбка, – мы уже десять лет воюем со Швецией, и, смею заметить, в конце июня этого года произошло сражение, в котором вся шведская армия панически бежала с поля боя. Сам король скрылся в Османской империи, а почти все солдаты и большая часть офицеров в данный момент двигаются к центральным землям России, отрабатывать потом и кровью все свои безобразия, учиненные в Малороссии и восточной Руси.