Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!
Шрифт:
– Ну что ты придумала?! В конце концов, тебе моего слова недостаточно?! – постепенно начал распаляться я.
Увидев, что я начинаю злиться на необоснованную глупость, она тут же улыбнулась.
– Просто я действительно люблю тебя, мне было так плохо без тебя, милый!
– Я знаю, я это прекрасно знаю…
Не выдержав, я подхватил вяло сопротивляющуюся девушку на руки, успевая целовать ее плечи и лицо, и со смехом начал кружить Юлю – до тех пор, пока ее радостный смех не разлетелся по углам комнаты.
Еще пару раз покрутившись вместе с ней, аккуратно положил ее на постель, с восторгом
Спустя пару часов я наблюдал, как на моем плече, улыбаясь, спит мой ангел-хранитель, которого я действительно люблю больше жизни. Правда, узнать об этом не суждено никому, даже ей, ведь я уже не располагаю собой, как бы ни желал этого. Мой путь – Россия, и если государь скажет нет, то я ничего не смогу с этим поделать, как бы больно и горько мне от этого ни становилось.
С такими нерадостными мыслями я закрыл глаза, для того чтобы с утра проснуться от ласковых поцелуев моей прелести, легонько теребящей мои уши, поглаживая их кончиками пальцев и доставляя мне поистине неземное удовольствие.
– Пора вставать, там прибыл человек от государя-батюшки, ожидает тебя, милый, в Приемном зале, вместе с твоими друзьями. Все ждут твоего прихода.
– А это не может подождать? – делаю я попытку отсрочить столь ненужную в данный момент встречу.
– Нет, тем более ты мне сам говорил, что дела надо делать сразу же, как только они появляются, иначе через день их станет много больше, и тогда решить их будет во много крат сложнее.
– Хорошо-хорошо, уже встаю…
Нехотя разлепляю веки, вижу перед собой улыбку любимой, пытаюсь поцеловать ее, но девушка уворачивается.
– Нет, тебе надо вставать: гости ждут, нехорошо хозяину заставлять их ждать.
– Только второй день у себя в городе, а уже как будто и не покидал его: те же проблемы, что и всегда. Наверное, все же совету не стоило давать столько полномочий, – хмуро бросаю в пустоту, не ожидая ответа от любимой.
– Ну почему же, так даже лучше, иначе кто бы тебя подстегивал с утра и постоянно будил такого соню? – с хитринкой спросила лекарка.
– Да я всегда с первыми лучами солнца встаю! – задыхаюсь от такого несправедливого замечания. – Подумаешь, денек дал себе расслабиться…
– Вот видишь, ты уже проснулся, так что одевайся и спускайся. Я буду у себя, мне надо еще пару листов по программе учеников написать. Все же если, как ты говоришь, это долгожданный и столь нужный нам хирург, то ребятам придется заново кое-что проходить, а быть может, и переучиваться, – со скрытой радостью сказала Юля.
– Но я думал, что ты составишь нам…
Только я начал говорить, как пальчик девушки лег мне на губы.
– Теперь я тебя никуда без себя не отпущу, но в разговорах мужчин мне лучше не участвовать. Пускай ты, если надо будет, у меня что-нибудь спросишь: и мне радость, и тебе не думать постоянно о моем близком присутствии. С мыслей сбиваться не будешь на плотские и духовные утехи.
Не дав мне времени возразить, лекарка выпорхнула из комнаты, словно бабочка, и тут же вошел Никифор с двумя слугами, несшими медную ванну, за ними шли еще четверо с горячей водой в больших бидонах.
– Что это?
– Мыло, которое передала мне госпожа сегодня утром, – спокойно ответил Никифор, протягивая мне кусок, сам же приготовил полотенце.
Кинув взгляд в сторону, я увидел тазик на треноге с приятно пахнущей водой, на дне которой лежал небольшой камешек салатового цвета.
«Чудеса народной медицины», – усмехаюсь про себя, брызгая ладонями странную воду.
Умывшись, я ощутил на лице волну свежести, окончательно изгнавшей из организма дремоту. Ополоснувшись, быстро накинул на себя рубаху, порты и сапоги, прицепил к портупее ножны с подаренной отцом шпагой, поправил рубаху и с чистой совестью вышел в коридор.
Спустился к друзьям, весело обсуждавшим какую-то новость. Чуть в стороне от Артура, Миши и Кузьмы с Прохором сидели Алехандро, уже вполне сносно общавшийся на русском языке, и неизвестный мне молодой человек, которому на вид вряд ли дашь больше четверти века.
Увидев меня, присутствующие встали в приветствии, а неизвестный слегка поклонился, представляясь.
– Василий Никитич Татищев, прибыл к его высочеству для осведомления оного о Полтавской виктории и делах государственных, по приказу государя нашего Петра Алексеевича, – чуть ли не щелкнув каблуками, представился молодой дворянин.
– Очень приятно видеть вас, Василий Никитич, у себя. Надеюсь, вы отобедаете с нами? – с дружеской улыбкой спрашиваю Татищева. – Все-таки труды моих поваров достойны того, чтобы быть как минимум опробованными.
– Конечно, ваше высочество…
Сразу же в зал внесли десяток блюд, за ними пару больших супниц и поднос с молодым поросенком, зажаренным в каком-то соусе… Хм, или не в соусе, не знаю, не разбираюсь я в этом, так что, как говорится, не судите строго, люди.
Во время завтрака, слово за слово, удалось узнать, что присланный по моей давней просьбе участник Полтавской баталии родился, как я и думал, не так давно, а именно в апреле 1686 года в семье псковского помещика, который в то время служил стольником при царском дворе. Конечно, про древность рода я его не спрашивал, но, глядя на его лицо, поневоле подумал, что десяток благородных предков у Василия имеется точно. Вот, собственно, и все, что мне удалось узнать о нем.
Однако это было не все, что хотел поведать мне царский посланник, да и мне не с руки при нем начинать разбираться в тех делах, которые на протяжении полугода оставались без моего внимания. Так что, извинившись перед нашей компанией, мы с Василием вышли во двор, в дальнем конце которого занимался десяток гвардейцев, увидев меня, тут же отдавших воинское приветствие, вытянувшись во фрунт и подняв шпаги чуть выше колен.
Ответив им, я прошел дальше, увлекая отцовского посланца в сторону небольшого домика, возле которого с легкой руки Юли выросли в кадушках цветы и небольшие деревца. Помещение отапливалось тремя печами, а в окнах были стеклянные витражи. Кадушки же стояли по сторонам узкой дорожки длиной в пару десятков метров, плавно заворачивающейся в ровный овал, что при желании позволяло гулять в этом ботаническом саду сколько угодно времени.