Потерянный снег

Лунд Дмитрий

– Это знак удачи! Фортуна на твоей стороне, дружище! – воскликнул он по-итальянски.

– Аллах тебе поможет, – заверил меня по-английски Мохаммед, кладя мне руку на плечо. Я стоял без движения, изумлённый. Я не обронил ни слова. Мой разум твердил: не спеши радоваться раньше времени по пустякам. Сердце же моё говорило: ликуй, Бог о тебе позаботится, ликуй.

4

– Да свидания, р-руски, – бросил мне сидевший за столом охранник. Я только закончил заполнять какие-то бланки в одном из кабинетов и возвращался по лабиринту коридоров в камеру. Услышав, каковы познания в русском у охранника, ответил:

– До свидания, – и, оказавшись уже за поворотом, добавил: – Демоны, – но без злобы. Несмотря ни на что, я никогда не позволял себе относиться неуважительно к тюремной

полиции, хотя многие из них были людьми недалёкими и грубоватыми или, если их спровоцировать, жестокими. Я понимал причину их недостатков. Кто-то был излишне груб и строг, но это оттого, что ему сложно командовать, в действительности же ему нелегко быть строгим. Очень часто за грубостью, злобой, строгостью люди прячут свою слабую, бесхарактерную или просто мягкую натуру. Я старался относиться с уважением, вежливостью и иногда с пониманием к этим людям, которые вынуждены были заниматься этой гадкой, неблагодарной работой. Они, не преступив закон, вынуждены проводить чуть ли не большую часть своей жизни в тюрьме вместе с заключёнными. Многие заключённые считают всех полицейских в общем сволочами, которые по своей собственной воле решили стать таковыми, относящимися грубо, презрительно или с издёвкой к людям. Но это не так. Я видел, что суровость многих из них натянута, что, по сути, далеко не все из них обзавелись каменными сердцами. А преступники (и тут тоже далеко не все) продолжают наговаривать на стражей закона, и наоборот. В определённом смысле эта взаимная ненависть служит топливом, вдохновением продолжать заниматься своей работой и помнить, кто есть кто. Это касается обеих сторон.

Днём, выйдя на прогулку, я познакомился с пожилым чопорным сербом. Он немножко говорил по-русски, знал немецкий. Ну и вообще сербский, как славянский язык, я умудрялся понимать. Только дело в том, что он последние несколько лет прожил в Германии, а точнее, в одной из её тюрем. Поэтому говор его представлял собой смесь трёх языков. Какую-то часть он говорил по-русски, вставляя немецкие слова и союзы, такие как «aber». А заканчивая своё повествование, всегда спрашивал по-сербски:

– Ты меня поразумел?

– Поразумел, поразумел, – отвечал я.

– Добро, – подтверждал он своим низким звучным голосом. В Италии его задержал Интерпол, что-то он в Германии натворил. Я проводил много времени, слушая его истории, не то чтобы я получал удовольствие от общения с ним, но моё незнание местного языка не оставляло мне большого выбора.

В тот же день, когда я вернулся с прогулки в камеру, к двери подошла медсестра со шприцом. Сопровождавший её охранник произнёс моё имя. Я подошёл и дал мою руку на растерзание медицинской работнице. Мне сделали укол, который должен был выявить, есть ли вирус туберкулёза в моём организме. Несчастных обладателей этого заболевания старались держать в отдельной секции. Я, по правде говоря, плохо переносил все эти уколы. Поэтому сразу побледнел, после чего чуть не вывернул наизнанку желудок. Уколотое место спустя несколько дней так и не вздулось омерзительной шишкой, значит, всё у меня в порядке. След на руке, правда, остался до сих пор.

Вечером того же дня я наконец-то сходил в душ. Шампунь мне одолжил Карим.

Если честно, я задавался вопросом: как это делается? Знаете ли, всё это кино про тюрьмы создаёт своеобразное впечатление… Да ещё эти анекдоты про выскальзывающее из рук мыло. Ну, вы меня понимаете. В каждой секции в «Доцце» находится около 75 человек. В душ ходят по очереди: один день утром – камеры по левую руку, после обеда – те, что по правую. И на следующий день наоборот. Охранник следит за тем, чтобы в душе не было столпотворения (три душевых на всю секцию), поэтому он выпускает заключённых группками, контролируя трафик.

Решение проблемы с падающим на пол мылом заключалось не только в использовании жидкого геля для душа, но и в простом не снимании трусов в течение всей водной процедуры. «Гениально!» – решил я, узнав, как постояльцы этого своеобразного «дома отдыха» подстраховались на случай сожителей с определёнными наклонностями.

И вот впервые после выматывающего перелёта хлорированная вода, сбегая по моей спине, уносила грязную энергетику и часть накопившейся усталости и стресса вниз, в водопроводную трубу.

5

Голуби, очень напоминающие покупателей в супермаркете, деловито прохаживались по газону, усыпанному кучами мусора различного

происхождения. Клиенты необычного магазина поворачивали головы и так, и эдак, моргая выпученными глазами, оценивая предоставленные их вниманию продукты. Чего здесь только не было: и огрызки груш, и шкурки бананов, и ароматные пластиковые упаковки из-под мяса и не только, заплесневевшие овощи, хлеб. Сколько здесь было хлеба! Просто рай! И он длится, пока двуногие существа не придут с чёрными мешками чистить двор. Но самое замечательное заключается в том, что те же двуногие существа не заставят себя ждать и вновь побросают из окон уйму вкусностей.

Я наблюдал эту картину через решётки небольшого оконца. Сегодня я оказался в числе тех, кто должен был пройти медосмотр. Я и несколько иностранцев стояли в комнате, в которой даже негде было присесть, ожидая своей очереди. Меня взвесили, затем померили рост, поинтересовались, приходилось ли мне оперироваться; расспросили в общем о болезнях, сделали рентген и отправили восвояси.

В итальянской тюрьме это работает так. Если у тебя встреча с адвокатом, или тебе прислали посылку и тебе надо идти её забирать, или просто-напросто ты по какому-то поводу должен выйти за пределы тюремных стен, тебе суждено оказаться в «камере ожидания». Что она собой представляет? Это небольшое помещение, где иногда есть стулья, но чаще всего имеется лишь небольшой выступ в стене, который можно использовать в качестве сиденья. Имеется огромное окно и, разумеется, сортир, а он часто так называемый «турецкий» – просто дырка в полу. Ах, ну да, как я мог забыть про крошечную батарею у выхода? И больше ровным счётом ничего. Если ты прилично одет, то не рискуешь даже присесть. А порой приходится ждать часами, так что начинаешь ходить туда-сюда как идиот, ну, это если тебе там не с кем поговорить. А может получиться, что ты там вообще один окажешься. Вот и делай что хочешь. Курить разве что. Ну а если человек некурящий? Тогда что делать? Можно читать надписи на стенах. Чего только люди не пишут. На румынском, сербском, албанском, арабском, итальянском, в конце концов. Ругань в адрес итальянских судебных органов и прочих частей тела, девизы и лозунги, собственные умозаключения, слова радости от последнего дня несвободы и многое другое. Но рано или поздно надписи заканчиваются. И тогда я, например, начинал петь. Но запел я не сразу. Должно было пройти достаточно времени, чтобы я понял, что это один из способов не сойти с ума, осознавая безысходность положения. Безысходность заключалась в этих бетонных стенах, решётках металлических дверей и окон с облезлой краской; в этих людях, вот уже в сотый раз увлечённо обсуждающих особенности своих судебных процессов. Или тех, что пустыми, уставшими от всего на свете глазами пялятся в окно. В окно на толстых голубей, которым нет до них абсолютно никакого дела.

6

– Привет, – я поздоровался с огрызком, плавающим в пластиковом стакане, который мы подрядили под пепельницу. Огрызок не ответил. Не очень-то воспитанным он оказался.

Сегодня 6 апреля. День, очень необычный для Италии. День, когда все убедились, как по европейским меркам плохо подготовлено итальянское правительство к чрезвычайным положениям подобного масштаба. День, когда жители Ломбардии, Тосканы, Рима, Сицилии ощутили себя одной нацией – итальянцами. Как жаль, что для этого единения послужила поводом эта трагедия.

6 апреля 2009 года в Акуиле, Абруццо, произошло мощное землетрясение. 6,5 по шкале Рихтера. Целые месяцы в СМИ говорилось о произошедшем и о тех восстановительных работах, которые там имели место, и о тех, что так и не произошли.

Я смотрел репортаж с мест событий, но никак не мог понять, что произошло. Итальянского я не знал, и слово «terremoto» 25 мне ни о чём не говорило. К счастью, нашёлся человек, который мне всё объяснил.

По музыкальному каналу несколько раз в день будет теперь играть песня «Domani» «Завтра». Песня и видеоклип, в котором будет учувствовать большая часть итальянских певцов и певиц. Песня про то, что завтрашний день будет обязательно лучше. Песня о надежде. Вырученные средства от этого музыкального проекта собирались направить на строительство новых домов для пострадавших семей.

25

Землетрясение.