Потерявшиеся в России

Анишкин Валерий Георгиевич

– 'Шнурки' - это родители, 'жужа' - магнитофон, - засмеялся Алексей Николаевич.
– Так что ты предлагаешь? За каждый мат в кутузку сажать? Как ты хочешь бороться с тем, с чем бороться бессмысленно?

– Ну, если основным чтением сделать низкопробную литературу, то нужно было ожидать не только падения нравственности, но и снижения требовательности к языку. И тем более, не нужно тащить в литературу мат и вульгар-ный язык.

– Ты имеешь в виду Алешковского?

– И Алешковского, и Тополя, и Ерофеева.
– Любой язык достаточно богат, чтобы выразить тончайшие оттенки эмоционального состояния или действия человека. И со-всем необязательно пользоваться медицинской терминоло-гией,

чтобы описать любовную сцену. По крайней мере, ни Мопассану, ни Золя это в голову не приходило. А если бы, не дай бог, пришло, то это был бы Пузо или Эммануэль Арсан. Но мы же не станем сравнивать Золя с Арсан?

– Хорошо. А как ты смотришь на то, что, если вся на-ша страна походила на один большой лагерь, то лагерный язык волей-неволей переносился в той или иной форме на все слои общества. Отсюда и эта лагерная 'феня' в прозе Юза Алешковского.

– А как же Шаламов? Он провел в лагере достаточный срок, чтобы лагерный язык накрепко пристал к нему, и он, наверно, употреблял в разговоре крепкие выражения. Од-нако страшные страницы его рассказов чисты в художест-венном отношении и продолжают лучшие традиции рус-ской литературы.

– Нет, Виталий, я согласен, что нельзя смешивать два понятия языка: устный, разговорный, и письменный, лите-ратурный. Но ведь и ограждать искусственно литератур-ный язык от влияния устного тоже нельзя. Ты же вот тоже ищешь новые формы, и твои герои уже не говорят 'паки' и 'аще'.

– Оградить нельзя, но определенные каноны и формы должны оставаться в литературном языке и соблюдаться неукоснительно, а иначе язык становится искусственным и неживым. Когда я, очень давно, после завораживающих есенинских стихов обратился к его прозе и прочитал 'Яр', я был разочарован. Повесть была перенасыщена местными рязанскими словами и выражениями. Сестра поэта даже составила словарь таких слов. Мешает читать 'ободнялая снеговая сыворотка' от 'ободнять' - рассветать, 'скопыр-нулся' - умер, 'гасница' - лампада, 'мускорно' - трудно или 'напрягнул уши'. И что же? Его проза оказалась од-нодневкой, язык надуманным, искусственным. А ведь так говорили на рязанщине. Но Есенин добросовестно перенес устную речь в письменную, и мы не приняли это как высо-кохудожественное литературное произведение.

– Ну вот, Виталий, видишь? Ты сам себе противоре-чишь. Если была отторгнута есенинская проза из-за мест-ных диалектных, хотя и русских слов, то почему ты дума-ешь, что мат и пошлость так и останутся в литературе как новая обязательная форма? Нецензурные слова в обиходе - это всего лишь примитивный разговорный язык и ничего не значащие звуки. А на хорошем русском языке говорят многие, по крайней мере, интеллигентные люди...

– Которые теряются в общей массе поголовного не-знания языка. Разве не с высокой трибуны мы услышали перлы, которые подхватили сатирики? Мало кто из депу-татов может правильно поставить ударение на слове 'до-говор' А от звезд эстрады, которые постоянно вещают с экрана телевизора, можно услышать все, что угодно: 'был в отключке'', 'надо было отвязаться' А еще везде 'их-них'. Даже телеведущие допускают ошибки, употребляя сразу две степени сравнения. Нельзя же говорить 'в самое ближайшее время'... Или '`добыча' у нефтяников и 'воз`буждено' у милиционеров. И я понимаю, как это происходит. Кто-то высокопоставленный, который с рус-ским не в ладах, произносил это именно так, а низшие чи-ны из угодничества, не решаясь поправить, предпочли подладиться под него и произносить так же. А потом Ака-демия наук примет поправку, и в словарях появится эта '`добыча', как правильный вариант...Но, в конце концов, язык - это фундамент, на котором строится вся культура.

– Это все прописные истины,

Виталий!
– скептически махнул рукой Алексей Николаевич.
– И тем, что мы с то-бой говорим об этом, - ничего не изменится. Поэтому да-вай сменим тему, и пусть идет все, как идет.

– А изменить можно.

– Как?

– А как французы, например. Они еще лет двадцать с лишним назад приняли закон 'О поддержке чистоты фран-цузского языка'. А за использование англицизмов и аме-риканизмов в печати и в телерадиоэфире там полагаются крупные штрафы.

– А мне кажется, что это мера искусственная, а значит, не такая эффективная, как нам хотелось бы, - не согласился Алексей Николаевич...

– Ты говоришь про Беляева?
– переспросила Ольга Алексеевна.

– Да, отца Лины. Я шел мимо школы, слышу, сигналит кто-то. Смотрю, черная иномарка останавливается, и голо-ва Славкина высовывается. 'Садись, говорит, Виталий Юрьевич, подвезу. Я говорю, да ладно, мол, тебе может быть, не по пути, я лучше пешком прогуляюсь. 'Да мне, говорит, все равно. Я машину обкатываю'. Ну, машина, доложу я вам, сказка. Салон просторный, кожаные сиде-ния, панель, как в самолете: столько всяких приборов, да-же внешнюю температуру воздуха показывает, стекло-подъемники автоматические, коробка передач автоматиче-ская, и подушка безопасности в руль вмонтирована. А идет, как плывет, все ухабы словно обтекает, только мягко покачивается.

– Что ж это за машина такая?
– заинтересовалась Оль-га Алексеевна.
– Видно, Володька с Линкой хорошие день-ги зарабатывает, раз такую машину купили.

Ольга Алексеевна покачала головой.

– Да это не их машина, - отозвалась Мила.
– Это дядя Слава под заказ 'Шевроле' пригнал.

– А-а!
– разочарованно протянул Виталий Юрьевич.
– Я думал, это его. Он с таким важным видом сидел за ру-лем, что у меня и сомнений не было, что это машина его. Вот пижон.

– А зачем хоть температуру воздуха на улице-то пока-зывать, если и так знаешь, холодно сегодня или тепло. По телевизору каждый день передают.

– Нам этого не понять, - вздохнула Мила.
– Там живут по другим меркам. Мы говорим о благе человека, а они не говорят, а делают.

– Да нам и подушки безопасности не нужны, - с иро-нией сказал Виталий Юрьевич.
– Подумаешь, нежность. Человеком больше, человеком меньше. Как говорил в свое время маршал Жуков, 'солдат не жалеть, бабы еще наро-жают'.

– После ужина еще чуть посидели, Виталий Юрьевич предложил Владимиру Сергеевичу сыграть партию в шах-маты, но Мила запротестовала, ссылаясь на то, что время позднее, а она и так не высыпается. Да еще Катьку пора от Татьяны забирать.

– А нужно было ее к нам вести, а не по подругам, - в голосе Ольги Алексеевны слышался укор.

– Мам, ей же нужно с детьми общаться. А у Татьяны сегодня целый хоровод, - недовольно возразила Мила.

– В честь чего хоровод-то?
– ворчливо спросила Ольга Алексеевна.

– Да просто так. Татьяна свободна, Машка Трофимова ей свою Женю до вечера оставила, деть некуда, все рабо-тают, да соседская девочка, подружка Татьяниного Валеры попросилась в компанию. Ну, Татьяна им чай и устроила.

– Вы же в школе не особенно дружили с Машей, - удивилась Ольга Алексеевна.

– Вспомнила школу, - усмехнулась Мила.
– Благодаря Машке наши дети с зубами горя не знают. Мы все там в ее клинике свои люди.

– Что, и денег не берет?

– По минимуму. У них какая-то программа по линии Красного креста, которая хорошо субсидируется, и у кли-ники есть возможность некоторых детей обслуживать по этой программе. Валерке Танькиному даже брекеты бес-платно поставили.

– Что за брекеты такие?