Поведение — двойка
Шрифт:
Андреас разделся и прыгнул в радугу. И подумал: «Теперь нос у меня еще краснее, чем всегда, а коленки еще синее…» Сперва его словно обожгло холодом, и он отскочил. Но тут же прыгнул обратно — в радугу! И опять отскочил. И снова прыгнул в радугу. Он дрожал под дождем, а потом ему стало вдруг совсем тепло. Душ под открытым небом! Он скакал здесь и радовался лету…
Пока Андреас скакал под дождем, из распылителя натекало на газон все больше и больше воды. Под сосной уже образовалось
«Обезьяньи песни», — подумал отец Андреаса, возвращавшийся с работы домой. Он услышал их еще на шоссе возле Вайнахтсберга и был поражен этим пением.
Не успел он войти в калитку, как Андреас закричал:
— Папа, папа!
Он помчался навстречу отцу и запрыгал вокруг него — выше, выше! Отец обнял этого дикаря, холодного и мокрого, как лягушка.
— Ну, мы счастливы?
— Как это — счастливы?
— Лично я счастлив, — заверил Андреаса отец.
Он велел сыну принести из кухни чистый стакан и налить в него воды.
Они легли под яблоней. Отец достал какую-то трубочку и выпустил из нее на ладонь таблетку. Он показал ее Андреасу — зелененькую, разделенную пополам насечкой.
— Ну? Что ты на это скажешь? Это называется «Один — ноль». Можешь меня поздравить.
Отец бросил таблетку в стакан с водой. Она быстро пошла ко дну.
— Сейчас увидишь, — сказал отец.
Андреас заметил, что таблетка теряет форму. Она таяла. Она растекалась. И вдруг она разлетелась в воде на мелкие кусочки. Андреасу показалось, что взорвался маленький снаряд. Только звука взрыва не было слышно. И даже шороха.
Андреас удивился:
— Почему это она так?
— Таблетки должны растворяться как можно быстрее. Таковы современные требования медицины. Вот мы и вколдовали в наше лекарство взрывную силу. У нее даже есть название из двадцати восьми слогов, которое ни один человек не может запомнить. Я счастлив, а ты, бродяга, даже меня не поздравишь.
— Поздравляю, папа. А почему ты счастлив?
— Потому что спросу на наши таблетки больше, чем мы можем их произвести. Будь я моим сыном, я бы вышел на сцену получать похвальную грамоту.
— И вы их уже выпускаете?
— Да.
— Тогда давай поедем в поход на велосипедах! Поехали?
— В осенние каникулы. Я уже договорился об отпуске. И потом вот еще что. Ты ведь как будто хотел в летние каникулы заработать денег на книгу?
— А ты сам сказал, что поливка сада — это тоже работа.
— Ну, брат, смотря какая поливка! Гляди! Под сосной потоп, а вокруг засуха. Могу дать тебе, так уж и быть, один пфенниг. И то, конечно, не за работу, а просто так — потому
— Сейчас я полью весь сад. Раньше было слишком жарко!
— Сейчас тебе придется пойти за молоком и за хлебом. А потом чистить обувь, а потом ужинать и мыться. А в половине девятого — на боковую. Как известно, тут со мной шутки плохи. А теперь вставай и иди одеваться.
Андреас заметил, что хорошие минуты прошли и отец опять взял власть в свои руки. Он перевернулся на живот и сказал:
— Сегодня вон в тот переулок переселился один человек. Знаешь, почему он мне нравится?
— Это меня не интересует. Вставай.
— Потому что я буду быстрее ездить, если ты приладишь мне к раме детское седло. А то сегодня я пришел вторым.
— Что ж, этот человек, пожалуй, прав.
Андреас продолжал лежать.
— Он какой-то смешной… И знает всякие фокусы. Он сказал…
— Андреас, я тебя предупреждаю.
— Да я встаю, встаю! Я хочу тебя только спросить… потому что остальные не могли так быстро…
— Спросишь, когда оденешься.
Андреас решил, что отец начинает поддаваться. Он вскочил и радостно схватил отца за руку:
— Этот человек сказал, что после каникул у него будет очень много детей. А у него нет ни одной кровати. Он сказал: «Мои не спят». Что это за фокус? Можешь ты разгадать?
— Очень просто, — сказал отец, — этот человек учитель.
Но Андреас рассмеялся:
— Он? Да ты что, папа!
— Ну ладно, раз ты лучше знаешь, одевайся и иди за молоком.
— Я сейчас тебе объясню, почему он не учитель.
— А я сейчас уложу тебя спать. И сам пойду за молоком. Ты просто не хочешь слушаться, Андреас! Еще одна попытка — и отправишься в постель.
Когда отец переходил на такой тон, Андреас всегда обижался. Он отвернулся и пошел искать свои шорты, которые валялись где-то в саду. А найдя их, стал надевать — но не сразу на обе ноги, а медленно, по принуждению. Потом взял у отца деньги, взял бидон и не спеша пошел к калитке.
Но, шагая по переулку Майских Жуков, он снова встретился с летом, которое спугнул отец. И тут он побежал.
Подходя к магазину, он увидел, как по шоссе проехали четыре самосвала, груженные камнем. Они увозили обломки взорванного бункера, который раньше стоял за поселком. Они катили на большой скорости мимо Вайнахтсберга, мимо Обезьяньей лужайки, мимо трамвайной остановки.
Андреас подумал об отце, который во время войны провел в этом бункере много ночей. Он был тогда еще мальчишкой, вроде Андреаса… А если бы отец погиб от бомбы? Тогда бы и Андреаса не было. Он вообще бы никогда не родился… Поразительная мысль!