Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
Двадцать четвёртого декабря мои именины, исполнилось уже пятьдесят лет, но мне скучно, Марфе не хватат и деток, а Ваню всегда вижу как час: бежит в жёлтенькяй рубашке без штанов к Васе и кричит: «Уася!» Я со скуки сон потерял, пришлось обратиться к врачу и достать лекарство от сна.
Урожай, вижу, растёт хороший, хозяин тоже доволен, что фрукту берегу. Нонче урожай предвидится фрукте хороший.
Я в неделю раз имею привычкю брать газету, и вот снова новость. От 2003 по 2010 год в Южной Америке инвестиция идёт на сто пятьдесят один процент оружьи для войны, и суммы деняг очень большия,
На Рожество Христово 2010 г. и на Богоявление я стретил праздник сам себе и молился один. К Рожеству позвонила мне Марфа. Очень тоскуют, Ваня с Мастридияй справляют [447] тятю и спорют: «Тятя мой». В Сибири нонче очень холодно, уже под сорок минус.
– Но, Данила, я больше одна не останусь.
– Да, милая, потерпи, ето больше не повторится, но молитесь Богу. Ну, рассказывай, каки ишо новости.
– Георгиева корова на льду ногу сломала, пришлось заколоть, Андриянова корова уже обезнаживат, мы с Софониям привезли свиней на продажу: нечем кормить, а Неонила уже без памяти падала.
447
Требуют.
– А что с ней?
– Витамину не хватает.
– А Рассолов и Абрикосов знают?
– А им про нас не нужно. Сколь раз просили, чтобы сменили нам баллоны газу, но никому не нужно, оне толькя с тобой ласковы. Однем словом, я нажилась здесь досыта, всё кругом обман. Да всё по телефону не расскажешь. Софоний уехал в Солнечное к девушке.
– А деньги-то у тебя есть?
– Вот свиней продали, дак стали деньги.
– А что я тебе оставлял?
– Я Георгия выручила. А у тебя как дела?
– Слава Богу. Огород хороший, ну и пишу книгу.
– И что, получается?
– Слава Богу. Поетому и прошу: молитесь. Откуду такая память берётся, сам не понимаю. Маша, золотсо моё, потерпите, всё будет хорошо.
– А как там в стране?
– Да всё нормально, и выгодно всё ростить, цены задрали на весь съедобный продукт.
– И что думаешь делать?
– Долга отдать – толькя можно заработать здесь, а вот наш рай, что там выбрали, будет жалко. Ну, приеду, разберёмся.
– А когда думаешь вернуться?
– В консэ апреля – в начине мая.
– Чё так долго?
– Раньше не получится.
– Ну ладно, ждём, а то много наговорили, дорого станет.
На днях звонит Абрикосов и рассказывает, что всё у нас хорошо и прекрасно, и просит лесопилку и трактор лез возить.
– Ну что, берите и работайте.
И такой ласковый! Ох ты лиса: «Всё хорошо»… Хоть подохнете, а вам не нужно. Я стал переживать, дозу таблеток добавил.
Тут и урожай подошёл, цены на арбузы хороши, но жалко, что получились поздни. Я арбуза стал сдавать по три доллара штука, а дыни по один доллар штука, сахарну кукурузу – четыре на доллар. Ето выгодно, но, ежлив бы вырастил ранни, сдал бы по десять долларов арбуз, три доллара дыню, две на доллар кукурузу. Ну и ето слава Богу. Продажа идёт, слава Богу, толькя дай,
Я сбегал в Уругвай, паспорт поновил, билет взял на 29 апреля. Мы встретились с Андрияном в Пайсанду, я его вызвал.
– Ну и как дела?
– Всё нормально.
– А как заработки?
– Ничего, я рыбачу и скупаю.
– А с кем рыбачишь?
– С испансами.
– А что Анатолькя и Сергейкя?
– Лентяи да развратники, Сергейкя из бардаков не вылазит.
– А в деревне был?
– Был, но больше не манит.
– А что?
– Всяко просмеивают, Дениска Чупров прямо сказал: «Зачем суда святого привезли?», но все косятся и говорят, что мы всех нагнули, деньги получили и уехали.
– Ето работа Василия.
– Чичас я не стал скупать, и Игорь стал скупать, невыгодно.
– Я давно знаю, что невыгодно.
– Ты знаешь, что делается в деревне? Одно пьянство да бардак.
– Андриян, ето давно доложно произойти, за ихну несправедливость.
– А дядя Николай враждует со всеми, отосрался ото всех, один Игорь с нём ишо дружит. Я спросил: «Что, дружишь с дядя Николаям?», он ответил: «А чё, мясом кормит – что не дружить?»
– Ну вот, всё исполнилось, Андриян, ишо толькя осталось им разбежаться, да землю некому продать, а то бы уже разбежались. А с тобой-то он по-хорошему?
– И даже не смотрит, шшитает масоном да предателям.
– Вот и спомни: когда отец его был живой, увидел его, что он поёт, читает и со всеми веселился, спросил у него: «А надолго ли ето?» В Аляске ето же было, а потом стали все худыя. А Александра как?
– Дядя Александра по-хорошему.
– Ну и что чичас думаешь делать?
– Чичас думаю переезжать на дамбу, у меня уже план разработанной насчёт Пиеги.
– А не боишься?
– Да, боюсь, но мне выходу нету.
– А что же за план?
– В своё время всё узнаешь.
– Но, Андриян, какой ты рысковый! Что сделаешь – так, наверно, Богу надо. Но смотри сам, будь аккуратне.
– Хорошо.
– Я уезжаю обратно.
Он простился, благословился. Ну, думаю, смельчак, пулю получишь.
Я вернулся в Сиполети и продолжаю своё занятия. Степан звонют:
– Данила, узнай, можно сдать там дыни?
Я узнал, позвонил:
– Вези.
Оне приехали, привезли полну машину дыняв, сдали, остались ночевать у нас. Ну, опять новости: Илюшку выпустили из тюрмы – Алексей выкупил. Ну зачем? Сидел бы, раз заработал.
– Данила, ты знаешь, хто был в гостях?
– Почём я знаю, рассказывай.
– Фёдор Пятков, Александр Зенюхин и Евтропий Матвеяв.
– Братуха, скажи: оне пили-ели вместе с Тимофеям?
– Да, конечно.
– Но вот видишь, какая справедливость. Тут доржишься, молишься, правила несёшь – и я «другого собору», а оне развратники – им можно всё заодно. Я сам видел ихну жизнь в США.
– Да я уже ето говорил Тимофею, но он норкой вилят [448] .
448
Недоволен.