Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
– Да, Андриян, ты прав. Но ты рази выдюжишь без семьи?
– Что сделаешь, придётся терпеть.
– Но, Андриян, ты подвергаешься большим опасностям и даже смерти.
– Да, знаю, но мне невыносимо. То, что делает Пиега, – ето непростительно. Сколь за него гниют в тюрмах, а он продолжает с своёй коррупсыяй. Тут не я должен сидеть в тюрме, а он.
– Но ты спомни, что он говорил нам всем на таборе.
– Да, он поминал и пулю в лоб.
– Ну вот, и что ты думаешь?
Андриян распахнул грудь и показал мне богородишну икону и сказал:
– Вот моя надёжда.
– Да, ты прав, но надо хорошень подумать.
– Тятя, у меня всё обдумано, но ето никому не знать.
– Но, Андриян,
– Мне и самому страшно.
– Ну, смотри сам.
– Но знай: я уверен, что Пиегу поймаю, и в Сальто прекратится весь контрабанд и наркотики.
– Дак… Ты что, он и наркотиками занимается?
– Конечно.
– А ты в етим не заморанной?
– Нет, он меня страшшал, но я ему ответил категорично: «Я не убийца». А одёжу он меня заставил нахально [429] провести, а нет – поймают на рыбалке. Вон Тениейте Гонсалес лично из-за него сидит, ловушку он ему поставил. Он специально так делает: как будто старается служить честно, но на самом деле ето волк в овечьяй шкуре. А я разгадал, где его ошибки.
429
Насильно.
– Ну, Андриян, молись Богу и больше постись.
– Да, я на всё пошёл.
Андриян мне снова помог весь огород подсадить.
До Андрияна я съездил к маме. Евдокея позвонила Степану:
– У нас дорогой гость.
– А хто?
– Да с России брат Данила. Приезжай!
Через полчаса приехали Степан с Александрой. Но я удивился, как оне изменились: все завсяко-просто, ласковы. Думаю, что случилось? Неужели поняли, что я невинный? Ну, слава Богу, правда постепенно стала выходить наверх. Тут Евдокея смеётся, приносит газеты российские, сняты с Интернета, и показывает мене. Одна статья про меня, а другая про тестя. Про меня всяка чепуха: что нам в заповеднике повезло и как будьто я повешал РФ флаг и горжусь. Значит, не дал интервью – так надо врать. А про тестя – их там тоже обманули, но на самом деле мы не знаем, как оне там. А Василий с семьёй приехал в Уругвай, оставил семью в Уругвае, а сам уехал в Австралию.
Тут и подъехала сестра Степанида, приглашает на свадьбу через две недели, женит Федота, девушка с Бразилии, берёт у порядошной семье. Но что, я пообещался: как ни говори, племянник. И уехал в Сиполети.
17
Был я в помешке: брал коя-что с базару. Андриян приехал, помог подсадить, и собрался к Степану. Я стал просить его:
– Исправь меня.
Он мне ответил:
– Приезжай туда, там исправлю.
Он уехал вперёд, а я через день в субботу. Поехали молиться. Отмолились, Андриян говорит мене:
– Иди попросись у Кондрата, чтобы тебя исправил. – Тимофей [430] был в Боливии.
Я ему говорю:
– Андриян, я же чётко тебе говорил: я в Южну Америку поеду, но толькя своим собором. А ты куда меня снова посылаешь?
Андриян спылил:
– И что бы ето значило?
– Андриян, ты что, не понял етих людей?
– Ну и что, попросись.
– Ну пойдём, чичас увидишь результат.
Приходим к Кондрату, я стал Кондрата спрашивать:
– У нас свой собор, и меня должен исправить Андриян. Но ради чести, мы у вас в гостях, то как вы на ето думаете?
430
Наставник Тимофей Иванович Снегирев, в его отсутствие обязанности наставника выполнял Кондрат Бодунов.
Он мне на ето ответил:
– А
– Да, когда я уезжал в Россию, я был принятой, – и Андриян подтвердил.
– Но ты не нашего собору, ты должен попроситься в собор.
– Нет, Кондрат, у нас свой собор, и у меня помешка небольшая, чтобы я в собор просился.
– Но без собору я ничего не могу сделать.
– Ну и хорошо, спаси Христос тебе за ето.
Я ушёл с нервами. Подхожу к Андрияну и говорю:
– Я же тебе говорил, ета закваска надолго, вот почему я тебе сказал ишо в России: толькя своим собором поеду суда.
Андриян ничего не сказал и уехал со своим тестям к нему ночевать. Мы уехали к Степану, я говорю:
– Братуха, где оне такой закон выдрали: кого хочу – принимаю?
– Ой, Данила, не могу терпеть, нет никакой справедливости. Как сдурели, пьют не на милость, и каждый раз в дрезину пьяны. Тимофей ведёт такой порядок: всех приглашает, угошшает и поит, я поетому не езжу к нему в гости, вижу, всегда пьяны. Но лицемерство очень большоя, Тимофей понимает так: ежлив с нём, значит, за него, а нет – значит, враг. Как я не езжу к ним в гости – стал враг, и везде притесняют, и всё им не так. Данила, что будет дальше, сам не знаю, но добра не жди.
– Но, братуха, до каких пор оне будут кровь с меня пить? Мы хоть и вернёмся суда, но етого я больше не допушу. Сам должен понять: каждый человек пред Богом ответ отдаст, и друг за друга ответ не отдаётся, но каждый за себя. И вижу, что всё рушится и некому ето остановить. Я всегда свою семью берёг и буду берегчи, один Илюшка ушёл в чужи люди, и в чё он превратился? А ты, братуха, хорошень подумай: у нас дети, внучаты и будут правнучаты, за них надо думать, и их надо готовить к доброй и честной жизни. Я пока в России не побывал, не знал, хто мы на самом деле, но чичас чётко понял. Мы – ето изюминка в мире, и её надо берегчи очень строго, благодарить надо наших дедов и стараться сохранить нашу святую культуру. Но для етого надо создать для молодёжи честную программу, чтобы оне ей гордились и радовались, берегли и дорожили, и самим участвовать и поддарживать. Всё доложно быть продумано, умно, честно и трезво, на все вкусы, от малого до большого, и на всё доложны быть премии и почёт. А про этих развратников не надо и думать, ето уже не вернёшь. Гниль началась десятки лет, и нихто и не думает одуматься, а шшитают, что у них правильный поступок, и ничем ты их не убедишь. А вот когда создашь нову деревню, с порядошными законами и привилегиями, сам увидишь, как молодёжь с разных деревень и даже стран потянутся к нам. Конечно, для етого надо економическоя средство, но знай: для доброй идеи и добры бизнесмены найдутся. А земли мы здесь добьёмся, я в етим уверен, добьюсь.
– Данила, а где у нас народ?
– Чудак ты, братуха. У тебя сколь сыновей?
– У меня сколь у Степаниде.
– А зятевья?
– Нет ни у кого земли и шансов.
– А будет шанс – да разве они не возмутся с радостью за ето дело? У меня Алексей, Андриян, зять Георгий, Софоний, Никит толькя про ето судят, но для етого мне надо было позаботиться всё внушить и разъяснить. Братуха, нас с детями уже двадцать семей будет, окромя зятевьей. А всё хорошень организуй и дай всем равный шанс – сколь молодёжи наберётся!
Александра вмешалась в наш разговор и говорит:
– Правильно Данила судит, я люблю, как он рассуждает, а тебе ничего не нужно. Вон наши ребяты приходют перед утром и пьяны, а ты как выключенной, толькя знаешь одне свои таблетки глотаешь от нервов, дети и то обижаются.
– Александра, послушай и не вини его, он у тебя по гостям не ездит и не пьянствует, а нервы у него – надо понять: в соборе нет никакого порядку, да и дети большие стали, каждый мерит на свой аршин.
Степан чуть не со слезами сознался: