Повесть о прекрасной Отикубо. Записки у изголовья. Записки из кельи (сборник)
Шрифт:
Я с полной искренностью открыла свою душу, но государыня только улыбнулась:
– Хорошо, будь по-твоему. Отныне я не стану больше тебя приневоливать.
– От сердца отлегло. Теперь я могу оставить поэзию, – сказала я в ответ.
Как раз в это время министр двора, его светлость Корэтика, не жалея трудов, готовил увеселения для ночи Обезьяны.
Когда наступила эта ночь, он предложил темы для поэтического турнира. Придворные дамы тоже должны были принять участие. Все они, очень взволнованные, горячо взялись
Я же оставалась с императрицей, беседуя с ней о разных посторонних вещах. Господин министр двора приметил меня.
– Почему вы держитесь в стороне? – спросил он. – Почему не сочиняете стихов? Выберите тему.
– Государыня позволила мне оставить поэзию, – ответила я. – Больше мне незачем беспокоиться по этому поводу.
– Странно! – удивился господин министр. – Да полно, правда ли это? Зачем вы разрешили ей? – спросил он императрицу. – Ну хорошо, поступайте, как хотите в других случаях, но нынче ночью непременно сочините стихи.
Но я осталась глуха к его настояниям.
Когда начали обсуждать стихи участниц поэтического турнира, государыня бросила мне записку. Вот что я прочла в ней:
Дочь Мотосукэ,
Отчего осталась ты
В стороне от всех?
Неужели лишь к тебе
Вдохновенье не придет?
Стихотворение показалось мне превосходным, и я засмеялась от радости.
– Что такое? В чем дело? – полюбопытствовал господин министр.
Я сказала ему в ответ:
О, если бы меня
Наследницей великого поэта
Не прозвала молва,
Тогда бы я, наверно, первой
Стихи сложила в эту ночь.
И я добавила, обращаясь к императрице:
– Когда бы я не стыдилась моих предков, то написала бы для вас тысячу стихотворений, не дожидаясь просьбы.
100. Была ясная лунная ночь…
Была ясная лунная ночь в десятых числах восьмой луны. Императрица, имевшая тогда резиденцию в здании своей канцелярии, сидела неподалеку от веранды. Укон-но найси услаждала ее игрой на лютне.
Дамы смеялись и разговаривали. Но я, прислонившись к одному из столбов веранды, оставалась безмолвной.
– Почему ты молчишь? – спросила государыня. – Скажи хоть слово. Мне становится грустно…
– Я лишь созерцаю сокровенное сердце осенней луны, – ответила я.
– Да, именно это ты и должна была сказать, – молвила государыня.
101. Однажды у императрицы собралось большое общество приближенных
Однажды у императрицы собралось большое общество приближенных. Среди них можно было увидеть знатных дам – родственниц государыни, придворных сановников и молодых вельмож. Сидя в стороне, я вела разговор с фрейлинами.
Внезапно императрица бросила мне записку. Я развернула ее и прочла:
«Должна ли я любить
Несомненно, она вспомнила недавний разговор, когда я заметила в ее присутствии:
– Если я не смогу царить в сердце человека, то предпочту, чтоб он совсем не любил меня. Пусть лучше ненавидит или даже преследует. Скорее умру, чем соглашусь быть второй или третьей. Хочу быть только первой!
– Вот она – «Единственная колесница Закона»! – воскликнул кто-то, и все рассмеялись.
Когда я прочла записку, государыня дала мне кисть и листок бумаги.
Я написала на нем: «Среди лотосовых сидений в райском чертоге, что возвышаются друг над другом вплоть до девятого неба, мне будет желанно и самое низшее».
– Ну-ну, – молвила государыня, – ты совсем пала духом. Это плохо! Лучше будь неуступчивой, такой, как раньше была.
– Это смотря к кому.
– Вот это уж действительно плохо! – упрекнула меня императрица. – Ты должна стремиться быть первой даже в сердце «Первого человека в стране».
Чудесные слова!
102. Его светлость тюнагон Такаиэ посетил однажды императрицу…
Его светлость тюнагон Такаиэ посетил однажды императрицу – свою сестру – и сказал, что собирается преподнести ей веер:
– Я нашел замечательный остов для веера. Надо обтянуть его, но обыкновенная бумага не годится. Я ищу что-нибудь совсем особое.
– Что же это за остов? – спросила государыня.
– Ах, он великолепен! Люди говорят: «Мы в жизни не видали подобного». И они правы, это нечто невиданное, небывалое…
– Но тогда это не остов веера, а, наверно, кости медузы, – заметила я.
– Остроумно! – со смехом воскликнул господин тюнагон. – Буду выдавать ваши слова за свои собственные.
Пожалуй, историю эту следовало бы поместить в список того, что неприятно слушать, ведь может показаться, будто я хвастаюсь. Но меня просили не умалчивать ни о чем. Право, у меня нет выбора.
103. Однажды во время долгих дождей…
Однажды во время долгих дождей младший начальник министерства церемониала Нобуцунэ прибыл во дворец императрицы с вестью от императора. Как всегда, ему была предложена подушка для сидения, но он отбросил ее еще дальше, чем обычно, и уселся прямо на пол.
– Как вы думаете, для кого эта подушка? – спросила я.
– Я побывал под дождем, – ответил он, посмеиваясь. – Боюсь оставить на подушке следы моих грязных ног. Поди, запачкаю.
– Пойти за пачкою бумаги нетрудно, – заметила я. – Но можете наследить, я следить не буду.
– Не воображайте, что вы уж так находчивы! Я заговорил о следах моих ног, а не то разве пришла бы вам в голову эта игра слов, – повторял он снова и снова.
Было очень забавно.