Повесть о Сарыкейнек и Валехе
Шрифт:
– Я и хотел, чтобы люди увидели, что за человек руководит таким большим учреждением, - возразил Валех.- И потом, как иначе я мог наказать негодяя?
– Для защиты чести и достоинства граждан существуют государственные законы и соответствующие учреждения. Откуда у тебя это - анархия, самосуд?! Ты же будущий юрист!
– Все верно, товарищ Мурадзаде. Законы у нас есть, и законы хорошие, но... В жизни бывает - человек преступает законы, а ты с кодексом в руках никому ничего не можешь доказать. А если и докажешь, то дело спустят на тормозах.
– Что за речи?!
– раздраженно спросил я.
– Если ты о случае, когда-то происшедшем
– А если бы вы не вмешались?
– Валех взглянул мне в глаза.
– Ведь все складывалось не в мою пользу, хотя я был совершенно невиновен.
– Рано или поздно правда берет свое. Не я, так другой... Или мало у нас честных, справедливых людей в органах правосудия?
– Я этого не хочу сказать, но представьте такое...
– Валех сделал паузу. Матрос рыболовного сейнера по возвращении на берег привез домой две - всего-то две рыбины. Не осетров и не кутума даже. Сазана. Заработки у матросов небольшие, дома его ждут шесть душ детей. Не спекуляции ради поймал он рыбу... И что ж? Рыбака арестовывают, судят. Сейчас он в тюрьме. А мой начальник Бабашев, который за всю свою жизнь бычка не поймал, ест сам бесплатно лучшую рыбу и черную икру, поставляет ее регулярно знакомым, друзьям, и все это ему сходит с рук. Причем не год, не два. Больше десяти лет!
– Откуда ты это знаешь?
– Это знают у нас все. Особенно те, кто пришел в управление, как и Бабашев, в конце пятидесятых годов, Знают и молчат.
– А как фамилия рыбака, которого осудили?
– Фамилии не помню. В Нефтечале слышал от рабочих... Он родом из тех мест, хороший рыбак,
– Как ты оказался в Нефтечале?
– Ездил за осетриной и икрой.
– Для себя? На свадьбу?
– Нет, товарищ Мурадзаде.
– Валех с усмешкой посмотрел на меня.
– Шутите. Откуда у меня деньги, чтобы гости на моей свадьбе ели кебаб из осетрины. Не для себя я ездил, для Балаами.
– Но почему, почему, черт возьми, ты возил Балаами левую рыбу, икру?! вдруг сорвался я на крик.
– Ведь сам разоблачал Меджидова, боролся с ним!
Он не обиделся на мой крик.
– Не сердитесь, товарищ Мурадзаде, хочу напомнить. Прежде чем Меджидова схватили, прошло пятнадцать лет. Пятнадцать лет этот самодур управлял совхозом как своей вотчиной. Многие это видели, но молчали.
– Валех говорил со мной сейчас как человек, лучше знающий жизнь. Я почувствовал это с горечью, но без обиды. Сначала отъезд из республики на долгие годы, а затем кабинетная работа действительно не очень способствовали знанию местных условий.
– С девяти утра до одиннадцати вечера работаете вы, товарищ Мурадзаде, в поте лица, ликвидируя наиболее опасные преступления, а также ошибки ваших предшественников, продолжал Валех.
– Мы, рабочие, об этом наслышаны. Но... вы, очевидно, мало общаетесь с некоторыми людьми типа Балаами, не знаете их образа жизни...
Я чуть было не сказал Валеху: "Знаю, дорогой мой, знаю. А что не знаю, о том догадываюсь... Но эти бала-ами растут как сорная трава, пробиваясь даже через асфальт. Вырвать их разом, конечно, хорошо бы, да трудно! Не так легко, как ты думаешь!.."
– Допустим, я не все знаю, но что же вы?!
– спросил я.
– Наше государство создано рабочими и крестьянами, у нас народная власть. Так отчего этой своей властью до сих пор не воспользовались те, кто уверен в нечестности Бабашева? Хотя бы рабочие вашего управления. Или ты сам. Если видел, что представляет Балаами, почему не пришел
– Терпеть не могу доносов, - не задумываясь ответил он.
– Тогда обо всем можно было сказать открыто. В лицо... При этом ты не отступился бы от своих идейных и моральных принципов. И помог бы вывести на чистую воду мерзавца... Ведь когда наши отцы и деды совершали революцию, они не говорили: "Пусть Маме-дали ступит первым, за ним сделаю шаг и я". Не пора ли понять: мы живем в общенародном государстве, и потому зло, допущенное по отношению к отдельному человеку, ущерб, нанесенный одному ведомству, на деле означает зло для всего общества, ущерб всем нам.,. Не для того мы прогнали буржуев, чтобы позволить сейчас неким скользким лицам использовать свои должности для своих корыстных целей.
Валех молчал, слушая меня.
Я смотрел на его сосредоточенное лицо и думал: небось он хотел публично унизить мерзавца. А не просто унизил, смертельно перепугал... Ведь остаться без штанов для Балаами не такая уж трагедия. Такому плюнь в лицо - сотрет плевок да еще поблагодарит (если это сулит выгоду). А перепугался Балаами - и не без основания- потому, что понимал: инцидент вызовет интерес к его личности. Его могут проверить. И тогда он останется не только без штанов - без должности.
.. .В тот же день я приказал разыскать рыбака из поселка Нефтечала и привести ко мне.
Рыбак оказался худым желчным мужчиной,
– Ваш сейнер ловит кильку?
– Да.
– Разве ты не знаешь, ловить красную и частиковую рыбу в море запрещено?
– Знаю.
– Тогда зачем нарушил порядок?
– Нарушил - получил два года, - зло сказал рыбак.- Мало, добавьте еще... Разве это не в вашей власти?
– Но зачем же рисковать? У тебя семья, дети...
– Вы о детях моих заботитесь?
– ехидно сощурился рыбак.
– Конечно. И о них...
– Покорнейше благодарю. Сыт вашей милостью.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что позвольте мне идти. Выполнять свою работу в тюрьме.
Меня задел тон заключенного.
– Послушай, может, я хочу войти в твое положение, помочь.
– Вот как?
– рыбак с интересом посмотрел на меня.
– Но чем же сейчас поможешь? За две рыбины, которые по закону у меня следовало отобрать - тут даже штраф не предусмотрен, - меня публично судят и упекают в тюрьму. Теперь, если вы меня и освободите, в глазах детей я вор... Выходит, так. А ведь ради них старался!
– Это не оправдывает нарушения, - сказал я, не глядя ему в лицо.
Честно сказать, я и сам удивился приговору.
Я ознакомился с делом матроса Дадаша Гусейн оглы. Кроме протоколов допроса в деле содержался акт об изъятии рыбы (общим весом около семи килограммов), справка о семейном положении (на иждивении шестеро детей да еще престарелые родители, всего десять душ), характеристика. Характеристика была просто превосходной - "один из лучших рабочих", "дисциплинирован, исполнителен", "имеет несколько благодарностей за победу в социалистическом соревновании между экипажами" и т. д. Ни одного выговора, ни одной провинности. Стаж работы - 26 лет... Почему же человека осудили? Может, характеристика составлена формально? Нет, я навел справки, все подтвердилось. Кроме того, выяснилось, что у заключенного в момент нарушения тяжело болел сын, а мать, инвалид первой группы, прикована к постели. Так что же произошло?