Повесть о Сарыкейнек и Валехе

Эфендиев Ильяс

Но мог ли я не потолковать с Балаами как мужчина с мужчиной?!

... Нет, что бы там ни было - верно, верно я поступил!

Но надо было работать. Где? В качестве кого?

Обращаться снова к соседу шоферу Вели я считал неудобным, да и бесполезным. На самосвал я бы охотно пошел, но еще в прошлый раз выяснилось: работа здесь сменная, случаются командировки на несколько дней, а то и на неделю... Нет, такая работа не согласовывалась с моей учебой в университете.

Что еще?

Парень из параллельной группы, узнав о моих затруднениях, сказал, что по соседству со студенческим общежитием, в жилом доме нужен кочегар с зарплатой семьдесят рублей. Помимо

этого можно подрабатывать грузчиком в порту.

Я согласился.

Товарищ глянул на мое расписание занятий и записал дни и часы, когда у меня были "окна".

... Котельная размещалась в подвале нового девятиэтажного дома. Рядом высилась двенадцатиэтажная коробка НИИ.

В тот же день я принял немудреное хозяйство и познакомился со сменщиком.

Дядя Нусрет, сменщик, был на двадцать пять лет старше меня. Жил он в пригороде и приезжал на работу на мотоцикле.

И вот началась моя новая жизнь. Институт - дом - котельная. Котельная институт - дом.

Все эти три объекта находились в разных концах города. И я еле поспевал где на городском транспорте, где пешком.

Первая трудность, с которой я столкнулся в этой своей новой жизни, необходимость оставлять Сарыкейнек на ночь в доме одну.

– Ну, запрись крепко и ложись, - говорил я Сарыкейнек, собираясь на работу.
– Никто тебя здесь не тронет. ..

Целуя жену, я видел ее лицо, и мне делалось не по себе. "Ничего, - говорил я себе, - плохой день бывает коротким". От нашего дома до котельной было километров пять. Ехать туда нужно было с пересадками, да еще приходилось ждать автобуса. Потому обычно я шел пешком.

"Слава крепким ногам!
– приговаривал я на ходу.- Я Гулливер! Шаг, другой, третий, и - вот она, котельная!"

Когда я вот так быстро, с каким-то остервенением и упрямством шел (а приходилось идти и в дождь, и в ветер!), мне почему-то вспоминался Балаами с его жирным красным загривком. И я шел и приговаривал: "Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох.., Мне все нипочем, нипочем, нипочем!"

Дойдя до котельной, я сбегал по лестнице вниз, распахивал дверь и кричал:

– Привет, дядя Нусрет, собирайся домой!

После того как Нусрет-киши уходил, я проверял приборы и доставал учебники.

Забыл сказать: я ведь вернулся на дневное отделение. И прямо после ночного дежурства бежал в университет.

Кончался март, но ночи были еще холодными. И в котельной я отогревался после длительных пеших маршей.

Я садился поближе к топке с книгой в руке и, заучивая статьи кодексов оказалось, на юрфаке много надо зубрить, - смотрел на гудящее синее пламя.

В такие минуты мне вспоминался костер под скалой Амира. Треск сучьев, фантастическая пляска огненных языков, которая завораживала, если на нее долго смотреть. Вспоминались наши споры о давно минувших временах, когда люди, населявшие эти горы и леса, сидели вот так же вокруг пылающего костра, на котором жарилось мясо, и тянули к пламени озябшие руки. Ведь и они, предки, наверное, мечтали у костра. О чем? О многом. В том числе - о будущем, о времени, в котором мы живем сейчас...

Что ж, по мере того как будущее становится настоящим, мы испытываем одновременно и гордость, и разочарование. На смену дровам из леса, дававшим тепло, пришел вот этот газ - пришел издалека, по трубам, и теперь ровно и мощно гудел в топке. Его резкий неприятный запах, так отличающийся от запаха свежесрубленных веток, уводил воображение не в романтический мир сказок, а в не менее романтический мир науки и техники. Мир, в котором

человек проник в космос. .. Там, на стройке, я чувствовал себя сильным. А здесь... И здесь, разумеется, я мог постоять за себя, быть полезным другим. И все-таки... И все-таки в этой новой обстановке я был не так уверен в себе, в своих знаниях.

Когда я выходил покурить (Нусрет-киши не выносил запаха табака, и из уважения к нему я не курил в котельной) и видел девятиэтажный жилой дом, а рядом еще более высокое, с широкими окнами и без единого балкона зданиеНИИ, мне становилось не по себе. В НИИ делали то, что я делать не умел, о чем совершенно ничего не знал. А в доме, что возвышался над котельной и который обслуживала котельная, жили те, для кого город был родной стихией. В основном, конечно, люди честные и порядочные, но наверняка среди них встречались и балаами, обманывающие не только друг друга, но и государство (а значит, каждого из нас, в том числе и меня, Валеха!). При этом я вспоминал банкет Балаами, разнузданное загулье с фальшивыми тостами и улыбками, с тайными объятиями на балконе и скучающими здесь же в ожидании, пока веселье закончится, шоферами. ..

Когда потом я делился этими своими ощущениями с Сарыкейнек, она горячо возражала:

– Не меряй всех на аршин Балаами. Твоя злость еще не остыла, ты пристрастен... Таких людей, как Балаами, не так много.

Делать в котельной, в общем-то, было нечего. Знай посматривай время от времени на стрелки манометров. Но и спать тоже было нельзя: а вдруг давление в котле подскочит?! Чтобы прогнать сон, да и не терять времени зря, я приносил с собой помимо учебников еще и массу книг. Ох, сколько книг я проглотил за те месяцы, что проработал кочегаром! Среди них была книга Тарле о Наполеоне. Просматривая всякий раз страницы, описывающие знаменитые воинские операции, особенно битву на Аркольском мосту, я представлял себе молодого Наполеона худого, хилого юношу, который смело пошел навстречу врагу. А затем перед взором моим возникали сцены ожесточенного сражения моего предка Айдамира с войском Агамухаммед-шаха на продуваемом всеми ветрами перевале в Карабахских горах, то, как Айдамир на своем горячем жеребце влетает в ряды персов и крушит все направо и налево. Как мне порой хотелось оседлать такого коня!

Прошло несколько дней, и у меня на новом месте появился друг, мальчик лет семи-восьми по имени Яшар.

Стоило мне выйти покурить, как мальчик этот тут же оставлял ребят и прибегал ко мне. Иногда он спускался в котельную и с любопытством смотрел на пламя, гудящее в топке, на хитросплетение труб.

После того как я ответил на все его вопросы, связанные с котельным хозяйством, мальчик стал расспрашивать обо мне. О стройке, где я работал ("А на каком самосвале ты работал? На "МАЗе" или "КрАЗе"?", "А подъемный кран какой высоты? .."), о горах и лесах ("Кого больше в ваших лесах - волков или медведей?", "А в лесах бывают змеи?", "А кто пасет горных баранок? ..")...

Я рассказывал ему всякие занятные истории, половину которых придумывал сам. Рассказал и про старика Гадирхана, про то, как тот подружился с медведем. Эта история мальчику понравилась больше всего, и он не раз просил повторить ее.

Вскоре единственным местом, где я мог заниматься, стала котельная. И я сидел там, все время склонившись над учебниками и почти не делая перекуров.

Дело р том, что в обычные мои маршруты: институт - дом - котельная, котельная - институт - дом - добавились новые объекты. Вокзал и морской порт.