Повесть о Воронихине
Шрифт:
В первое путешествие они пустились в начале лета 1781 года. В путь отправлялось шесть человек: Жильбер Ромм, Андрей Воронихин, Павел Строганов – главный виновник предстоящих странствий – и еще трое, приданных графом для услужения: охранник – унтер-офицер, егерь – отличный охотник на случай добычи пищи на лоне природы, и слуга – опытный повар. Для начала было выбрано удобное путешествие по путям-дорогам и рекам, уже знакомым Андрею Воронихину, – из Петербурга в Москву на быстрых перекладных, затем из Москвы на Оку и к Нижнему на Волгу до Казани и камского устья.
В Москве они жили в строгановском особняке на Гончарной; устраивали прогулки по древним местам старой русской столицы. Для Павла Москва
– Андре, ты был здесь пять лет. Будь нашим путеводителем, веди и показывай. Попо! Не отставай ни на шаг. Помни, мы не на прогулке, мы продолжаем учиться. У Андре есть вкус. Веди, друг мой, показывай Москву и рассказывай нам…
Древние храмы и дворцы, терема Кремлевские и новые здания, недавно выстроенные Ухтомским, Баженовым и Казаковым, частные дома купеческие, загородные усадьбы и церкви – все было осмотрено петербургскими путешественниками.
В одной из подмосковных усадеб они были любезно приняты Баженовым, занятым в то время сразу постройкой нескольких особняков.
Василий Иванович был еще не стар, годы перевалили за сорок, но жизненные препятствия и столкновения с такими заказчиками, как сама Екатерина, Демидов, только что отвергнувший его проект Московского университета, надломили здоровье знатнейшего зодчего.
– Андрюша! – воскликнул Баженов, обрадованный встречей с учеником. – Счастливчик! Учись же и расти. Фортуна приласкает тебя. Не придется тебе, запомни слова мои, претерпевать то, что я претерпел и терплю.
– Как знать, Василий Иванович, пути господни неисповедимы.
– Порукой тому, Андрюша, твой всесильный покровитель Строганов. Будь добрым архитектором, процветай, и Александр Сергеевич не даст тебя в обиду никому. А что означает быть хорошим архитектором? – спросил Баженов. – Это, друзья мои, легко только сказать. Давно я такого рассуждения о должности, которую взял на себя с молодых лет и, как бы ни было, пребываю в ней и буду до смерти пребывать… Ведомо вам, что архитектор есть человек, который умеет строить по правилам зодческой науки, делает рисунки как основанию, так и подъему здания, направляет дело и повелевает каменщиками и другими людьми, ему подчиненными… Добрый архитектор должен иметь хорошее понятие и об истории, уметь рисовать, знать математику, камнетесание и проспективу. Но сего еще не довольно, он должен быть честным, разумным и рассудительным, должен иметь живость и вкус в воображениях своих, без сих качеств ни совершенным архитектором, ни полезным обществу человеком быть не может. Добро, что вы пожаловали в Москву; они, – Баженов кивнул на Ромма и Павла, – пусть полюбуются на архитектуру и запомнят, а тебе, Андрей, зарисовать кое-что, возникшее за последние годы, не вредно будет…
После скромного и сытного обеда Баженов водил своих гостей в окрестностях Москвы, показывал им строящиеся по его проектам здания. И очень сожалел, что Казаков был тогда в отъезде на Смоленщине, а потому не мог их познакомить с ним. Рассказывая о своем друге петербургским путешественникам, Баженов восторженно отзывался о Казакове и его работах:
– Матвей Казаков, вот человек, здоровьем дышащий, широко шагает!.. Посмотрите его Петровский дворец, Сенат, демидовскую усадьбу. Человек за границей не учился, а у него поучиться есть чему. И три сына в него пошли. Все три зодчие!
Побыли путешественники у Баженова недолго, стараясь и его не отвлекать от дел и в Подмосковье побольше увидеть. Он проводил их до экипажей, стоявших за усадьбой на укатанном и обсаженном березами тракте. Павел сел в карету рядом с унтер-офицером, Ромм с Воронихиным в другую.
– Знатный в вашей стране человек! – отозвался Ромм о Баженове. – Любить надо таких. Во Франции он дорого бы ценился…
Две пары вороных, запряженных в лакированные кареты, рванули с места и помчались по дороге в Останкино, в сторону шереметевской усадьбы.
С первых же дней поездки Ромм аккуратно вел дневник; Воронихин делал карандашные зарисовки зданий и пейзажей, архитектурных ансамблей. Эти дорожные рисунки должны были совершенствовать его в понимании зодчества.
Дальнейший путь от Москвы по Оке и Волге до Нижнего и Казани был не так примечателен в смысле знакомства с архитектурой того времени. Но и об этом речном весельном и парусном перегоне вниз по течению жалеть им не приходилось.
В Нижнем Новгороде внимание Воронихина привлекла стоявшая в устье Оки на высоком взгорье Рождественская церковь. Она была построена строгановскими зодчими, работавшими у Соли-Вычегодской. Церковь простояла всего лишь шестьдесят лет. Но она была украшением Нижнего Новгорода. Увидев ее, Воронихин воскликнул:
– Ради только одной этой храмины стоило сюда приехать! Сколько изобретательного ума и художественного изящества вложено зодчими в это прекрасное создание!.. Поистине, мертвые мастера учат живых. Вот чего нельзя нам, строителям, избегать – полезной для дела преемственности…
Ромм и Павел, увлеченные Воронихиным, также восхищались работой строгановских сольвычегодских зодчих, украсивших храм рельефами плодовых деревьев, орнаментами из цветов. Гирлянды, раковины, завитки, расписные кирпичные стены, художественные обрамления окон – все это придавало строгановской церкви вид изумляющего великолепия и красоты, и трудно было оторвать от нее взор. В те дни в Нижнем Новгороде в строгановском доме жили управляющий и приказчик графа, ведавшие перегрузкой и продажей соли, караванами поступавшей из пермских солеварен.
Путешественники остановились на несколько дней в собственном доме графа. Наскоро осмотрели Кремль, торговые ряды, домик, в котором некогда останавливался Петр Первый по пути в Азов, слазали на колокольню и смотрели с нее в зрительную трубу на широкие просторы Волги, на караваны судов с хлебом, солью и разными товарами, шедшими на север Руси из Казани, Астрахани и кавказских земель.
Из Нижнего по широкому раздолью, по течению мутной весенней Волги Воронихин с компанией вскоре прибыл в Казань. Старинные башни Казани, крепостные сооружения с хитрой выдумкой зодчих Воронихина не заинтересовали. Зато на этих водных, бурлацких путях и ему, и его спутникам было любопытно видеть деревенскую, не унывающую в нужде, выносливую в труде Поволжскую Русь, сохранившую надолго добрую память о пугачевщине…