Повесть о юности
Шрифт:
Так и Полина Антоновна. Она должна видеть на уроке всех и всех держать в состоянии готовности: одного она спрашивает у стола, другие у доски выполняют свои задания. Но вот двое на задней парте мирно беседуют о том, каких девочек, из какой школы пригласить на предстоящий вечер, кто-то в другом углу мастерит из бумажки голубя, — все это нужно видеть и на все реагировать и в то же время вести урок, его логическую линию.
Конечно, все это не всегда удается, — тогда Полина Антоновна выходит из класса расстроенная, разочарованная в себе и долго разбирается потом в причинах неудачи. А иногда, наоборот, она и сама видит, что
Только такую работу и признавала Полина Антоновна: по-человечески серьезную, вдумчивую и вдохновенную. Тогда лес распадается на живые деревья, которые нельзя уже спутать: и чистенькая стройная березка, и коренастый, приземистый дубок, и взлохмаченная ель, и взметнувшаяся к небу красноствольная сосна, и чахлая, трусливая осина — все приобретает свое лицо, свой характер.
Постепенно стал обнаруживать подлинный характер и Борис.
— Полина Антоновна! А отстающему можно догнать? — спросил он однажды.
— А почему нельзя? Все можно! — ответила Полина Антоновна.
Началось, как это чаще всего бывает, с аккуратного выполнения домашних заданий, с посещения консультаций. Но аккуратное выполнение заданий может быть и у самых безразличных. У Бориса же безразличия нет, у Бориса Полина Антоновна стала замечать хорошую, все возрастающую духовную жадность.
— Полина Антоновна! Эту задачу я не сам решил, мне ребята подсказали. Дайте мне другую, похожую, я хочу сам решить.
Следующий шаг: Борис стал забегать вперед. Полина Антоновна задает задачу, а он ее уже решил.
Потом Борис подошел к ней после урока и сказал:
— Полина Антоновна! Дайте мне задачку какую-нибудь, знаете, похлеще. Сюрпризную!
…Полина Антоновна дала классу самостоятельную работу. Ученики примолкли, занятые каждый своим делом, а она ходит между рядами парт и смотрит. Вот Валя Баталин, — он никогда не спешит ловить первую ниточку, торопливо хвататься за перо и после длинных вычислений разочарованно бросать его — не выходит! Он сначала основательно думает, затем начинает решать. Вася Трошкин, наоборот, решительно берется за дело, что-то пишет, потом спохватывается, зачеркивает, опять пишет и, бросив перо, растерянно озирается кругом. Игорь Воронов работает как пришитый. А Сухоручко вертится на месте, начинает грызть ручку, заглядывает в тетрадь соседа, потом смотрит в окно, задумывается и, забыв обо всем, «уходит из урока». Борис лохматит голову, — значит, на чем-то споткнулся, но спрашивать не хочет и старается все решить сам. Затем он быстро и напряженно пишет и, весело блеснув глазами, поднимает руку:
— Я сделал! А что дальше?
Он с гордостью оглядывается кругом: все еще работают, даже Академик, а он кончил!
Полине Антоновне все больше нравится этот взлохмаченный парнишка с умными,
Очень ее порадовало и немного насмешило, когда она прочитала длинный список того, что Борис считал своей «недоработкой».
В своей кропотливой, обычно никому не видной работе Полина Антоновна все хотела довести до сути — разобраться в основе каждого дела. Мало объяснить, нужно, чтобы ученик понял, и понял именно то и именно так, как нужно. Мало по-казенному оценить успеваемость: знает — не знает, «два» или «четыре»? Важно установить, что именно не знает такой-то ученик и на что ему и ей самой нужно обратить внимание.
В течение многих лет она вела особую тетрадочку, в которой каждому ученику была отведена страничка, как бы лицевой счет. Однажды она вскользь упомянула об этом в статье, которую написала для математического журнала о своем опыте работы. Года через два после этого на районном собрании математиков к ней подошла молодая учительница и сказала:
— Я когда-то читала вашу статью, где вы писали о лицевых счетах учеников. Это очень правильная мысль, и я попробовала ее применять сама. Но знаете, что получилось? Ведь эти счета вы ведете для себя. А ученики?.. Их-то это не стимулирует!. Я теперь делаю так: я требую, чтобы у каждого в тетради был особый вкладыш… Туда я и записываю все недоработки ученика, — получается своего рода напоминание.
Полину Антоновну тронула тогда эта товарищеская поправка молодой, вдумчивой учительницы. Она долго и признательно жала ей руку и сказала, что непременно воспользуется ее советом. Но теперь она в эту систему в свою очередь внесла небольшую, но очень важную поправку: во вкладыше о недоработках учеников может сделать пометку не только она, учительница, но и сам ученик.
Так она в этом году и сделала. В тетради каждого ученика в обязательном порядке должен был лежать вкладыш: «Чего я не знаю по математике?» За отсутствие этого вкладыша Полина Антоновна стала даже иногда снижать отметки.
И вот во время очередной проверки тетрадей она заглянула во вкладыш Бориса и улыбнулась: крупным, твердым, хотя и не окончательно еще установившимся почерком там был написан длинный перечень того, в чем Борис чувствовал себя неуверенным. А в конце была сделана приписка:
«И вообще я еще очень плохо знаю математику».
— Ну что же, — оказала ему Полина Антоновна, возвращая тетрадь, — давайте работать!
С Валей Баталиным у Полины Антоновны отношения складывались по-другому.
С каждым днем она все больше убеждалась в неправильности своего первого впечатления. Нет, он, конечно, не бука!
На переменах, правда, он ведет себя тихо, на уроках тоже не проявляет большой активности — не вызывается, стесняется поднять руку, но на заданные вопросы отвечает хорошо. Полина Антоновна, случалось, и ему ставила двойки: это означало, что он просто не выучил урока — заигрался в шахматы или занялся чем-нибудь еще, посторонним. Он никогда не старался выпутаться, спрятаться за шелухой слов, а откровенно, даже немного наивно, говорил: