Повесть об учителе
Шрифт:
– Я доволен вами, ребята. Убедился: вы -- мыслители, а не зубрёжники.
"Мыслители" довольно улыбались.
– А теперь хотелось бы послушать Нину Фроленкову. Она у нас скромница...
В классе смешок: это Нинка-то скромница? Девица бойкая, острая на язык. А вот на уроках активности не проявляла. Видно, её мысли в школе частенько были заняты чем-то другим.
Нехотя поднялась. Плавным движением убрала локон со лба. Стрельнула по Левашову кокетливым взглядом и застыла этакой изящной статуэткой. "Такую хоть сейчас на подиум, -- подумал он усмешливо.
– -
– ... Что ты думаешь о причинах неудачи этого восстания? Имелись ли у него шансы на успех?
После тягостной паузы Фроленкова кое-что выдавила из своей пока ещё слабо загруженной памяти, но на прямой вопрос так и не ответила.
Левашов, скрестив руки на классном журнале, задумчиво:
– Нина, мне нужна твоя помощь.
Её подкрашенные брови вздрогнули.
– Вам моя помощь? В чём, Илья Алексеевич?
– Стань по моему предмету отличницей. Поднимешь средний балл успеваемости, а меня, глядишь, и на педсовете похвалят.
Класс хохотнул. Нинка, обалдев, подвигала ресницами, но всё-таки нашлась:
– Ну, разве только ради вас.
Снова хохот. Когда смешливая волна спала, он уже серьёзно:
– У тебя компьютер есть?
– Есть, Илья Алексеевич. Но при чём тут компьютер?
– А при том, что он по данной теме может сослужить тебе добрую службу. Войди в Интернет, набери "Кронштадтское восстание" и нажми клавишу. Выскочит то, что надо.
– Но ведь есть учебник...
– Учебника для отличной оценки мало. Во всяком случае у меня. Да и не всё там, скажу откровенно, соответствует истине. Немало есть такого, что усердно подогнано под те или иные идеологические установки. А История -- особа привередливая. Домыслов не терпит: ей подавай только то, что было на самом деле.
Класс замер. Критикует учебник! Такого в школе не слыхали.
– ... На эту тему мы ещё поговорим. Так вот, Нина, сопоставь информацию, которая тебе откроется, отбери то, что по твоему мнению, заслуживает доверия. Кое-что выпиши. И непременно подумай над фактами. На следующем занятии побеседуем.
Забегая немного вперёд, можно отметить: за неделю мыслителем Фроленкова не стала, но уже сыпала фактами, сдабривая их вполне логической солью: "Таким образом", "стало быть", "отсюда вывод..."
А в конце того занятия, Левашов, закрыв журнал, раздумчиво сделал несколько шагов.
– ...Только что мы перевернули трагическую и вместе с тем героическую страницу нашей истории. В советские годы кронштадтское восстание называли не иначе как контрреволюционным мятежом. Да и сейчас в школьном учебнике верной оценки этому событию нет. А я думаю так... Кронштадтцы поднялись против зла, не очень просчитав, какие у них шансы на победу. Однако поднялись решительно -- не ужились с рабским смирением. Достойны ли светлой памяти эти люди?
– Достойны!
– - в едином порыве отозвался класс.
– Тогда почтим их память минутой молчания.
Все встали.
...
– И в заключение прочитаю отрывок из "Песни о соколе" Алексея Максимовича Горького. По-моему, это перекликается с тем, о чём
О, смелый сокол, в бою с врагами истёк ты кровью. Но будет время -- и капли крови твоей горячей, как искры вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поём мы песню!
Зазвенел звонок, но в классе -- по-прежнему тишина. Тишина старта перед взлётом души.
В юности о поприще педагога он и не помышлял. Привлекла романтика военной службы. Окончив артиллерийской училище, получил назначение в Забайкальский военный округ, неподалёку от китайской границы. Сопки, глухомань. Конечно, скучал по родному Минску, с нетерпением ждал отпуска. А в Минске, кроме родителей и друзей, его ждала Ольга, Олюша, как он называл её, студентка филфака университета.
Познакомились во время его первого офицерского отпуска. Лето, полуденный зной. На проспекте поравнялся с девушкой в блузке-безрукавке и светлых шортиках. Ещё не видя её лица, отметил: фигурка -- у-ух! Обгонять не стал.
– Извините, не подскажете ли, как отсюда пройти к Северному полюсу?
Это его уличная шутка для знакомств с девушками. В ней и проверка чувства юмора. При этом готов был услышать и такое: "Насчёт Северного полюса не знаю, а вот дорогу к дурдому подсказать могу". И на такое у него заготовка: "Вот и ладненько. Показывайте. Давно туда собирался: слишком много дури накопилось. Пора и поумнеть". А уж дальнейшая реакция незнакомки -- полный простор для импровизации.
Эта с прямым ответом не спешила. Повернула к нему голову, обдав насмешливым взглядом.
– От жары спасаетесь? Ну, ну... Только шагать до полюса далековато. Вспотеете.
Где-то он прочитал: лицо -- оболочка души, глаза -- её зеркало.
Лицо у неё, ничего не скажешь, миловидное. А глаза... Да не глаза, а глазищи -- такими они показались ему огромными, притягательными, излучавшими какой-то особый, таинственный свет. И тембр голоса -- такой же неповторимый, будто в нём растворена музыка.
Илья, уже забыв о своих заготовках, замедлил шаг.
– Ничего, я выносливый. Так как всё-таки пройти к полюсу?
– Как?
– - Улыбнулась.
– - Да очень просто: повернитесь спиной к солнцу, ухватитесь за меридиан и по нему вперёд!
– Что-то я этого меридиана не вижу...
– Тогда зайдите в "спорттовары" и купите компас.
– Спасибо за конструктивный совет. Но это я сделаю несколько позже.
– - И неожиданно выпалил: -- Вы не очень торопитесь?
Столь дерзкий вопрос словно сорвался со стопора. Такой прыти от себя не ожидал и в следующее мгновенье уже внутренне напрягся: самое время резко одёрнуть нахала. Чего он лезет со своими дурацкими вопросами!