Повесть об учителе
Шрифт:
– Ну, мальчики, покажите, на что способны!
И мальчики старались во всю. На состязаниях по огневой службе заняли первое место в дивизионе.
"Человеческий фактор". При всём уважении к технике именно его выводил на первое место.
... Рядовой Онищенко на полосе препятствий трёхметровый ров оббежал.
– В чём дело, Онищенко? Почему спасовал перед этой канавкой?
Солдат опустил голову.
– Ну что молчишь?
– - стал терять терпение лейтенант.
– - Или я за тебя буду прыгать?
– Не могу я... Боюсь.
Ах, вот оно что...
В глазах солдата -- тоскливая безысходность: сейчас взводный будет нудно "пилить" за трусость. Ну а дальше-то что? В молодецком прыжке ему всё равно не взлететь.
Пауза затянулась. Осенний листок бесшумным жёлтым мотыльком прилепился к носку его сапога. Секунду, другую Онищенко завороженно смотрел на него и вдруг резко смахнул каблуком. Это, казалось бы, машинальное движение подвигло Левашова к неожиданной мысли: а солдатик-то, кажись, не такой уж тюфтя, каким ему показался. Видать с характером. Но ведь страх, как листок не смахнёшь. Он уже вполз вовнутрь.
Вспомнилось... Пришлось ведь и ему на первом курсе артучилища пережить это гнетущее чувство. На занятии по физподготовке не получился у него прыжок через "коня". Разбежался оттолкнулся от мостика и... сел верхом. Ещё попытка, и тот же результат. И ведь в училище пришёл отнюдь не хлюпиком. Уже делал "склёпку" на перекладине, имел второй разряд по лыжам. А тут такой прокол. Движения сковала боязнь отбить "одно место". Стыд перед курсантами-однокашниками, ощущение своей неумелости, можно сказать беспомощности -- всё это он пережил в те переломные для него минуты.
Переломные... И по сей день с благодарностью вспоминает преподавателя физподготовки майора Бершадского. После занятия он оставил его в спортзале.
– Давай-ка, Левашов, потренируемся по моей методике. Значит так... Толчок, конечно, посильнее, но главное тут -- твои глаза.
– При чём тут глаза, товарищ майор?
– А при том... Ты, как я понял, при прыжке смотришь на ближний край "коня", который и вызывает у тебя страх. А надо смотреть на дальний край. К нему и руки тянуть. Ты же от страха поджимаешь их под себя. Поэтому и нет решительного прыжка. Решительного! Вбей себе в мозги: резко оттолкнуться от мостика и ласточкой с вытянутыми руками над "конём" к его дальнему краю. Уверяю: с тобой ничего не случится. А дальше -- хоп!
– - лёгкий толчок от него, и "конь" позади.
Через пару минут Левашова захлестнула радость победителя. Закрепляя успех, снова и снова разбегался и прыгал.
– Ну хватит!
– - остановил его майор.
– - Вижу: допрыгался до отличной оценки.
Выходя из спортзала, Левашов усмешливо подумал: а ведь пословица "Не говори "хоп!" пока не перескочишь", нуждается в поправке. Это "хоп!" нужно взорвать в себе как раз в самый решительный момент. А после прыжка оно уже ни к чему.
Добиться, чтобы обучаемый поверил в себя, утвердился в уверенности --
– - стало для него одним из главных педагогических правил.
... Теперь, исходя из этого, напряжённо искал "ход" в случае с Онищенко, И вдруг его осенило.
– Засеки время.
– Зачем, товарищ лейтенант?
– Засеки, говорю. Через десять минут ров одолеешь.
Cолдат c недоумением:
– Я? Через десять минут?
– Ты, ты!
– - И весело заключил: -- Клянусь дирекционным углом!
Отвёл его немного в сторону. Каблуком сапога провёл на земле черту. Сделал от неё три крупных шага и снова обозначил черту.
– Вот они, твои три метра. А теперь разбегайся и прыгай.
Онищенко прыгнул.
– Ого, сантиметров десять лишку.
И снова сапогом отметину.
– Давай ещё прыжок. Да сильней, сильней разбег и толчок! Чего теперь бояться!
На этот раз отвоёван ещё десяток сантиметров.
– А теперь на рекорд!
Онищенко уже вошёл в азарт. Куда девалась его былая робость! В итоге позади и последняя отметина.
Левашов прикинул:
– У тебя в запасе полметра, если не больше. Передохни, расслабься.
– - Посмотрел на часы.
– - Сколько минут ушло на нашу учёбу?
– Минут семь.
– Значит всё по плану. Ну, пошли ко рву. Когда будешь прыгать, на его дальний край не смотри. Смотри на полметра дальше. Там твой рубеж.
У рва уже собрались солдаты, с любопытством ожидая, чем закончится эксперимент. Лейтенант слегка хлопнул Онищенко по плечу. И нарочито будничным тоном:
– Давай.
Вроде и разбег был не столь уж резвый для такого экзамена, скорее уверенно-экономный, зато какой мощный толчок!
Едва сапоги прыгуна коснулись земли за бетонной стенкой рва (и здесь с запасом!), Левашов -- солдатам:
– Аплодисменты!
И под их плеск смущённому Онищенко:
– Ты хоть понял, какой спортивный талант имеешь? Не удивлюсь, если станешь по прыжкам олимпийским чемпионом.
С того дня за виновником аплодисментов закрепилась кличка "олимпиец".
В полку Левашов был на хорошем счету. Покомандовав пару лет взводом, стал начальником разведки дивизиона, ещё через год -- командиром батареи.
По замене попал в Белорусский военный округ и не куда-нибудь, а в столичную дивизию. В штабе округа "мохнатой руки" у него не было -- так уж получилось. Накануне замены прошли артиллерийско-стрелковые состязания. Левашов там отличился и был награждён грамотой и нагрудным знаком "Мастер артиллерийского огня".
... В отделе кадров БВО кадровик-подполковник перелистывал тощую папку -- личное дело капитана Левашова. По какому-то поводу туда заглянул генерал, командир той самой столичной дивизии. Увидев на кителе молодого офицера престижный знак, поинтересовался:
– В какой артиллерии служил?
– В дивизионной, товарищ генерал.
– Судя по твоему знаку, хорошо служил.
– - И кадровику: Давай этого капитана в 120-ю. Мне такие молодцы нужны.
Когда генерал вышел, кадровик доверительно: