Повести и рассказы
Шрифт:
Ночное шоссе казалось совсем пустынным. Низкие холмы были залиты серебристым лунным светом. За серо-стальной полоской реки Делавэр возвышалась кряжистая горная гряда. Еще четыре мили, и наша машина выкатила на подъездную аллею, ведущую к дому тети Эвелины. Тетушка предусмотрительно спустила собак, которые молча, не лая, подбежали ко мне и, узнав, дружно завиляли хвостами и облизали. Два глупых и добрейших сеттера, у которых, правда, хватило бы здравого смысла, чтобы облаять незнакомца.
Свернувшаяся на сиденье калачиком Лидия долго отбрыкивалась, требуя, чтобы ее оставили в покое, но я не уступал.
— Футах
— Мне наплевать, — проныла Лидия. — Пусть убивают.
— Нет, убить тебя я никому не позволю. Я уложу тебя в постель. Только дойти до нее ты должна сама — я слишком устал, чтобы таскать тебя на руках.
Это она поняла. Лидия, пошатываясь, выбралась на свежий воздух, и тут же начала причитать, как она устала, замерзла и хочет спать. Я снял пиджак, набросил ей на плечи и проводил Лидию в дом. Дверь была не заперта и мы тихонько вошли в прихожую, в которой горел заботливо оставленный тетей Эвелиной свет. К дверной ручке гостевой спальни была пришпилена записка.
Мы прочитали, где лежат запасные одеяла и пижама, а Лидию тетка проинструктировала, что, в случае надобности, та может воспользоваться ночными рубашками Хиллери.
— Кто это — Хиллери? — спросила Лидия.
Я пояснил, что речь идет об умершей дочери тетки Эвелины. Лидия выслушала меня вполуха — она засыпала на ходу. Я отвел ее в спальню Хиллери, уложил на кровать, снял с нее туфли и укрыл девушку одеялом.
В гостевой спальне я разделся, облачился в пижаму, закурил сигарету и присел подумать. Ужасно нелепая смерть. Мне пришла на ум моя покойная матушка, погибшая в автомобильной катастрофе вместе с моим братом и кузиной — Хиллери. Вскоре после случившегося мой отец, так и не найдя в себе сил пережить эту трагедию, пустил себе пулю в висок. Да, каким-то непостижимо-трагическим образом его смерть породнила меня с Лидией. Правда, в какой степени — я не знал. Как не знал и того, хочу ли и в самом деле жениться на худенькой, едва оперившейся девочке, которую знал менее двадцати четырех часов.
Внезапно на меня нахлынула дикая усталость. Загасив сигарету, я выключил свет и мгновенно уснул.
Проснулся я, когда из открытого окна прямо в глаза мне брызнуло яркое полуденное солнце.
Я приоткрыл глаза и тут же зажмурился. На секунду я провалился в небытие, словно был за тысячу миль и за тысячу лет от Сарбайна, его убийц и грозящей нам опасности. Затем, кинув взгляд за окно, я увидел молодое деревце с первыми распускающимися почками, а за ним — поля, обсаженные кустами, и, в отдалении — лес. На вершине далекого холма высился еще один каменный особняк, напоминавший дом моей тетушки.
Я кинул взгляд на часы и обомлел — половина первого.
Я принял ванну и побрился. В гостевой спальне у тети Эвелины всегда была припасена бритва со свежим лезвием. Судя по всему, тетя заходила, пока я спал. Во всяком случае, на месте моего перепачканного серого костюма висели коричневые брюки, чистая белая рубашка и зеленый вельветовый пиджак. Хотя со дня смерти моего дяди прошло уже больше пяти лет, тетушка сохранила всю его одежду. И брюки и рубашка пришлись
Внизу, в залитой веселыми солнечными лучами гостиной, миссис Сокол, горничная моей тети, сказала, что тетушка поехала в Нью-Хоуп, а симпатичная девушка гуляет в саду. И еще добавила, что ждала, пока я проснусь, чтобы накормить нас завтраком.
— Очень милая девушка, — с улыбкой сказала она.
Внезапно я почувствовал, что голоден, как волк, и сказал миссис Сокол, что поищу Лидию, а она может пока пожарить яичницу или сварганить что-нибудь по своему усмотрению.
— Яичницу с беконом, Харви?
— С чем угодно — я все уплету.
За садом позади особняка, где резко обрывался зеленый косогор, раскинулось небольшое озерко, на берегу которого я увидел Лидию. Сидя на корточках, она наблюдала, как белая гусыня учит технике плавания и ныряния свой пушистый молодняк. В серой юбке, белоснежном свитере и белых кроссовках, которые без сомнения дала ей тетушка Эвелина, Лидия выглядела лет на пять моложе своих двадцати трех. Отдохнувшая, со свеженькой мордашкой и темными волосами, развевающимися на ветру, она напоминала мне сказочную нимфу. Она не услышала, как я подкрался, и лишь в последнюю секунду подскочила, как ужаленная, и обернулась. В следующий миг она радостно улыбнулась и обняла меня, но почти сразу разжала руки и попятилась.
— Я все время забываю, что не нравлюсь тебе, и что мы еще почти не знакомы, — сказала она.
— Да, это верно, — вздохнул я. — Ты ведь совсем еще ребенок и не должна сближаться с такими пожилыми и прожженными мужчинами.
— Беда в том, Харви, — сказала Лидия, — что ты ведь вовсе не шутишь. Ты — жуткий зануда. Как спал-то хоть? Выспался?
— Спал, как бревно, — усмехнулся я, взял ее за руку и повел к дому. Пойдем, я умираю от голода…
— Я познакомилась с твоей тетей, когда она уезжала. Она — самая милая женщина, которую я когда-либо видела. И такая обаятельная!
— Она была звездой немого кинематографа.
— Врешь!
— Ей-богу. В допотопные времена. Ты, должно быть, даже не представляешь, как можно дожить до таких лет?
— У тебя, по-моему, никак не идет из головы, что я моложе тебя на двенадцать лет, — укоризненно произнесла Лидия.
— Не могу сказать, что ты совсем не права, — кивнул я.
Позавтракали мы в столовой. На завтрак миссис Сокол подала яичницу с колбасой и беконом, свежие булочки и апельсиновый сок. Я заглотал яичницу из трех яиц и четыре здоровенных ломтя бекона. Лидия съела яичницу, шесть ломтей бекона, два куска колбасы и четыре булочки. Мне хватило одной булочки.
— Я вовсе не всегда столько ем, — извиняющимся тоном пояснила Лидия.
— Я знаю. Тебе сала не хватает.
— Какого сала?
— Масла девушки из Техаса.
— Харви, да я на сало смотреть не могу. В жизни его в рот не брала. Вообще ты ведешь себя со мной удивительно негостеприимно. Даже враждебно.
— Не делай из мухи слона.
— Лучше передай мне мармелад, — попросила она. — Ты же сам видишь, какая я худенькая. Ношу платья для подростков и у меня даже намека нет на этот подозрительный горб, который выпирает у тебя из-за пояса.