Повести. Рассказы
Шрифт:
Странно это было для бедного счастливца, непривычно: не он ее — она его брала и вела, вела, подводила к самому краю обрыва, где уже не хватало дыхания, а она еще удерживала его, не пуская, не позволяя соскользнуть и полететь, удерживала на самом краю, чтобы потом, измучив, властно, легко столкнуть его в пропасть и жадно следить угрюмыми смеющимися глазами за его лицом. Сука.
Почти сутки они не выбирались из постели, предаваясь вольной борьбе, лишь изредка утоляя слабо выраженную потребность в еде и питье, а также совершая отправление
Был, помнится, синенький такой вечер, когда зазвонил телефон. Сергей машинально нашарил трубку и снял.
— Слушаю вас, — и спохватился, и неотчетливо матюгнулся.
А в трубке — короткие гудки. Он положил ее.
— А вдруг это твой муж?
— Это уже не важно.
Он наклонился к ней.
— Ты что, сказала ему?
— О чем?
— О нас. О чем же еще? — уже произнеся это, он понял, он вспомнил, в чем еще она могла признаться мужу.
— Нет, — сказала Катя. — Я не могла. После похорон? Слишком много потерь для одного человека. Это нельзя.
Митя позвонил на дачу днем, как они договорились, — никто не подходил к телефону. Он позвонил в городскую квартиру, и там телефон молчал. Митя решил обидеться, но вечером, когда сидел в гостинице за разоренным ресторанным столом с напарником и заводскими ребятами, его вдруг пронзило: а что, если беда, ведь она же гоняет на машине, как бешеная, да еще была в таком состоянии. Митя встал и вышел. Руки дрожали, когда набирал номер по пятнадцатикопеечному автомату. Он судорожно соображал, что делать, куда звонить, если и теперь не ответят. Тане? Даше? Он не знал номеров их телефонов.
— Слушаю вас, — отозвался мужской голос, такой спокойный, домашний.
В первое мгновение Митя подумал, что ошибся номером, что неправильно соединилось, но во второе мгновение понял, что не ошибся, что все соединилось очень даже правильно. Вот почему Катя была такая чужая в эти дни. «Слушаю вас», — сказал этот мерзавец. Никогда не предполагал, что это возможно с ним, в его, в их жизни — муж в командировку, а у жены любовник. Какая пошлость. Какая грязь. Он никогда не сочувствовал обманутым мужьям, высокомерно считая, что — сами виноваты, он посмеивался над ними, презирал. Вот и посмеивайся теперь над собой, презирай себя.
Не заходя в номер, никого ни о чем ни предупредив, Митя приехал в аэропорт. Он едва наскреб денег на авиационный билет.
…В Московском аэропорту он подошел к царькам автостоянки «такси» и только тут вспомнил, что у него нет больше денег. Взъерошенный человек, в галстуке, криво болтающемся на шее, с пятном побелки на рукаве, но при всем том совершенно трезвый. На него посмотрели с интересом.
— У меня нет денег, — сразу сказал он.
— Парень, это твои проблемы, — было сказано ему.
— Мне очень надо ехать.
— Всем очень надо.
— Мне надо! — закричал он. — Хотите, я на колени встану. А вот у меня часы, —
— Часы-то какие? — заинтересовались.
— А хрен их знает, какие, — он уже протягивал часы.
— Иди туда, — указал подбородком один царек. — Надо ехать, значит, поедем.
Митя сел в машину, сжимая в кулаке часы.
Он им устроит. Он им покажет. Он торжествовал, предчувствуя их суетливый испуг, жалкие попытки оправдания, она будет беспомощно плакать, просить прощения, и он ее, быть может, простит, а этот похотливый ублюдок трусливо ретируется в ночь, прихватив с собой штаны. При мысли о снятых штанах Митя чуть не застонал. Шофер покосился боязливо — ночью на пустом шоссе с шизиком в машине — это тебе не двести грамм с перцем.
Сука, блядь, убью. Он с наслаждением подумал, как оттрахает ее в постели так, чтоб орала. И, кстати, о штанах — кто он такой? Уж не тот ли улыбчивый, бородатый виршеплет, которому она печатала? Едва ли, Катя сама жаловалась, что графоман, хотя, с другой стороны, при чем здесь литературные изыски? Странное чувство удовлетворения поднималось в нем: Митя был уверен, что измена жены давала ему власть над нею.
Он не стал подъезжать к самому дому, остановил машину в начале поселка, чуть ли не в поле, отдал часы и вышел.
Шофер с настороженным любопытством смотрел ему вслед. Какой-то псих ненормальный. А может, беда у человека какая. Он открыл «бардачок», где уже лежала пара наручных часов, и положил Митины туда же.
В доме горел свет. Посреди гостиной стоял давешний ханыга и тянул минеральную воду из горлышка бутылки. Он был в халате, распахнутом на голом теле, — в Митином халате, твою мать! Вода шумела в ванной комнате, и дверь туда была отворена. Она там, понял Митя, Катя в ванной.
Муж молча ждал, пока его заметит любовник.
— Ого! — изумился тот, заметив, наконец. — Уже?! — И быстро запахнул халат. — Как это ты лихо обернулся.
Митя растерялся. Все началось совершенно не так, как он рассчитывал.
— Катя, он все-таки примчался, — громко сказал Сергей.
— Что? — сквозь шум воды голос жены.
— Дорогая, у нас гости! — сказал Сергей.
Когда жена вошла, Митя поразился, какое у нее светлое, юное лицо. Увидев мужа, она тоже почему-то не испугалась, не устыдилась. Она почти обрадовалась, выдохнула с облегчением:
— Это ты. Хорошо. Как хорошо, что ты приехал.
Она заговорила быстро, виновато:
— Мне надо было раньше, но я не могла. Так трудно лгать, ты знаешь. Я старалась, но у меня не получилось. Ты видел, у меня не получается обманывать. Я не умею.
Этот ее виноватый тон очень не понравился Сергею. Чего уж так унижаться, житейское дело.
— Женщина, — строго сказал он, — иди в кухню. Человек с дороги. Должен отдохнуть.
Катя посмотрела на этого мерзавца снизу вверх, как на божество, вся лучась, сияя от счастья, и ушла.