Повести
Шрифт:
что не выдержал независимого тона.
Начальник решительно растворил дверь в коридор:
– Гаманюка ко мне!
Кашель стал утихать, оставались лишь слабость и боль, очень неудобно было опираться о пол
связанными руками. Сотников мучился, но молчал, не совсем понимая смысл явно заступнического
намерения этого человека.
В комнату ввалился тот самый Стась и с подчеркнутым подобострастием щелкнул каблуками своих
щегольских сапог.
– Слушаю вас!
Хозяин
залысинами лоб.
– Что такое? Почему опять грубость? Почему на пол? Почему без меня?
– Виноват!
– двинул локтями и еще больше вытянулся Стась.
Но по той бездумной старательности, с которой он делал это, так же как и по бесстрастной строгости
его начальника, Сотников сразу понял, что перед ним разыгрывается бездарный, рассчитанный на
дурака фарс.
– Разве вас так инструктировали? Разве этому учит немецкое командование?
– не дожидаясь ответа,
долбил начальник полицая своими вопросами, а тот в деланном испуге все круче выгибал грудь.
– Виноват! Больше не буду! Виноват!
– Немецкие власти обеспечивают пленным соответствующее отношение. Справедливое, гуманное
отношение...
Нет, хватит! Как немецкие власти относятся к пленным, Сотников уже знал и не сдержался, чтобы не
оборвать всю эту их нелепую самодеятельность.
– Напрасно стараетесь!
Полицейский резко обернулся в его сторону, видно недослышав, озабоченно нахмурил лоб.
– Что вы сказали?
– Что слышали. Развяжите руки. Я не могу так сидеть.
Полицейский еще немного помедлил, сверля его насупленным взглядом, но, кажется, понял, что
опасаться не было оснований, и сунул руку в карман. Подцепив кончиком ножа ремешок супони, он
одним махом перерезал ее и спрятал нож. Сотников разнял отекшие, с рубцами на запястьях руки.
– Что еще?
– Пить, - сказал Сотников.
Он решил, пока была возможность, хотя бы утолить жажду, чтобы потом уже терпеть.
Полицай кивнул Гаманюку.
– Дай воды!
Тот выскочил в коридор, а полицай обошел стол и неторопливо уселся в своем кресле. Все время он
держал себя подчеркнуто сдержанно, настороженно, будто таил что-то важное и многообещающее для
арестанта. Взгляд своих острых, чем-то озабоченных глаз почти не сводил с Сотникова.
– Можете сесть на стул.
Сотников кое-как поднялся с пола и боком опустился на стул, отставив в сторону ногу. Так стало
удобнее, можно было терпеть. Он вздохнул, повел взглядом по стенам, глянул за печку, в угол у окна, не
198
сразу поняв, что ищет орудия пыток - должны же они тут быть. Но, к его удивлению, ничего, чем обычно
пытают,
перешли границу условности и, поскольку игра не удалась, предстоял разговор по существу, который,
разумеется, обещал мало приятного.
Тем временем Стась Гаманюк принес большую эмалированную кружку воды, и Сотников жадно выпил
ее до дна. Полицай за столом терпеливо ждал, наблюдая за каждым его движением, о чем-то все
размышлял или, может, старался что-то понять.
– Ну, познакомимся, - довольно миролюбиво сказал он, когда Стась вышел.
– Фамилия моя Портнов.
Следователь полиции.
– Моя вам ничего не скажет.
– А все-таки?
– Ну, Иванов, допустим, - сказал Сотников сквозь зубы: болела нога.
– Не возражаю. Пусть будет Иванов. Так и запишем, - согласился следователь, хотя ничего не
записывал.
– Из какого отряда?
Ого, так сразу и про отряд! Прежде чем что-либо ответить, Сотников помолчал. Следователь, по-
прежнему буравя его взглядом, взял со стола выпачканный чернилами деревянный пресс,
неопределенно повертел в руках. Сотников невидяще смотрел на его пальцы и не знал, как лучше:
начать игру в поддавки или сразу отказаться от показаний, чтобы не лгать и не путаться. Тем более что в
его ложь этот, наверно, не очень поверит.
– А вы думаете, я вам скажу правду?
– Скажешь! - негромко и с таким внутренним убеждением сказал следователь, что Сотникову на
минуту стало не по себе, и он исподлобья вопросительно посмотрел на полицейского.
– Скажешь!
Начало не обещало ничего хорошего. На вопрос об отряде он, разумеется, отвечать не станет, но и
другие, наверно, будут не легче. Следователь ждал, рассеянно играя прессом. Движения его худых,
тонких пальцев были спокойно уверенными, неторопливыми, этой своей неторопливостью, однако, и
выдававшие тщательно скрываемую до поры напряженность. Странно, что с виду ой был так мало похож
на палача-следователя, наверно имевшего на своем счету не одну загубленную жизнь, а скорее
напоминал скромного, даже затрапезного сельского служащего. И в то же время было заметно, как
дремлет в нем что-то коварно-вероломное, ежеминутно угрожающее арестанту. Сотников ждал, когда
оно наконец прорвется, хотя и не знал, как крепки нервы этого человека и за каким вопросом
следователь скинет наконец с себя маску.
– Какое имели задание? Куда шли? Как давно пособником у вас эта женщина?
– Никакой она не пособник. Мы случайно зашли к ней в избу, забрались на чердак. Ее и дома в то