Повести
Шрифт:
людьми и страной, возможности скрывать и обманывать у него не слишком большие. Было ясно, что их
средства в этой борьбе оказались не равными, преимущество было на стороне противника: все, что
выставлял Сотников, с необычайной легкостью опрокидывал следователь.
Расставив ноги в обвисших на коленях бриджах, Портнов вперил в пего острый, теперь уже открыто
неприязненный взгляд и ждал. Сотникову было чертовски трудно, казалось, опять уходит сознание, он
обливался
его слова. Правая рука следователя медленно потянулась к пресс-папье на столе.
– Ну?
– Сволочи!
– не найдя ничего другого, выдавил из себя Сотников.
Следователь несколько поспешнее, чем надо было, схватил пресс-папье и пристукнул им по столу,
будто ставил последнюю точку в этом бескровном и тем не менее страшном допросе.
– Будилу ко мне!
В коридоре зычно раздалось: «Будилу к господину следователю!», после чего Портнов, обойдя стол,
спокойно уселся в кресле. На Сотникова он уже не смотрел, будто его и не было тут. Он закурил.
Сдается, его миссия была закончена, начиналось второе отделение допроса.
Внешне стараясь оставаться спокойным, Сотников весь напрягся, как только отворилась дверь и на
пороге появился Будила.
Вероятно, это был здешний полицейский палач - могучий, буйволоподобный детина с костлявым,
будто лошадиная морда, лицом. Неприятно поражал весь его кретинически-свирепый вид, но особенно
пугали вылезшие из рукавов большие косматые кисти рук, которыми впору было разгибать подковы.
Наверно, по установленной здесь традиции, войдя, он с порога прицелился в жертву хмурым взглядом
немного косивших глаз.
– А ну!
Объятый слабостью, Сотников продолжал сидеть, отодвигая от себя что-то безусловно ужасное. Тогда
Будила с многозначительной неторопливостью шагнул к стулу. Огромная ручища широко сгребла на
запавшей груди Сотникова суконные борта шинели, напряглась и оторвала его от стульчика.
– А ну, большевистская гнида!
200
12
«Достукался!» - почти зло подумал Рыбак, когда Стась на дворе схватил Сотникова и поволок его в
помещение. Он думал, что следом погонят и их с Дёмчихой, но для них полицаи открыли двери в подвал.
Прежде чем затолкать их туда, ему развязали руки, вытянули ремешок из брюк. Дёмчиху же оставили со
связанными руками и кляпом во рту.
– Давай вниз! Быстро!
В подвале царила тьма, или, может, Рыбаку так показалось после дневного света на улице. Сначала
они очутились в каком-то сыром коридорчике, шедший впереди полицай загремел железным запором, и
Рыбак, наткнувшись на спину
– Марш, марш! Чего стал? - подтолкнул его тот, что шел сзади: оказывается, перед ним уже
отворилась новая дверь в темноту.
Делать было нечего, Рыбак протиснулся между полицаем и Дёмчихой, опасливо вогнул голову и
очутился за порогом какой-то затхлой каморки. Минуту он ничего не мог рассмотреть тут, маленькое
окошко вверху слепо светило на потолок, внизу же было темно. В нос ударило чем-то прокисшим,
несвежим, совершенно невозможным для дыхания, и он остановился, не зная, куда ступить дальше.
Сзади тем временем лязгнул засов, Дёмчиха осталась с полицаями, которые повели ее дальше. Из-за
двери доносился их удаляющийся, деловой разговор.
– А бабу куда? В угловую?
– Давай в угловую.
– Что-то пусто сегодня?
– Немцы вчера разгрузили. Одна жидовка где-то сидит.
Несколько пообвыкнув в темноте, Рыбак рассмотрел в углу человека. Занятый чем-то своим, тот
сосредоточенно возился там, то ли раздеваясь, то ли подстилая под себя одежду - наверно, готовился
лечь. Густой мрак под стеной совершенно скрывал его, лишь седая голова человека да его плечи
временами появлялись в скупо освещенном пространстве.
– Садись. Чего стоять? Стоять уже нечего.
Рыбак удивился и даже вроде обрадовался - голос старика показался знакомым, и он тут же
вспомнил: староста! Ну так и есть, в углу устраивался их недавний знакомый - лесиновский староста
Петр.
– И ты тут?
– недоуменно вырвалось у Рыбака.
– Да вот попал. Овцу-то опознали, ну и...
«Так-так», - стучала в голове у Рыбака односложная мысль: все было понятно. Странно, но он только
сейчас вспомнил о той злополучной овце и только сейчас с непростительным опозданием подумал, чем
она может обернуться для ее хозяина.
– А при чем тут ты? Мы же забрали силой?
– несколько деланно удивился Рыбак.
Староста что-то расстелил под собой, но не лег, а сел, прислонясь к стене и почти весь погружаясь во
тьму. На слабом свету из окна оставались лишь согнутые его колени.
– Как сказать? Ежли забрали, так надо было доложить. А я... Да теперь что!.. Теперь уже все равно.
Теперь, по-видимому, действительно уже все равно, теперь поздно выкручиваться, подумал Рыбак.
Наверно, полиции уже все известно.
Не расстегивая полушубка, он уныло опустился на слежалую соломенную подстилку и тоже
прислонился спиной к стене. Было совершенно непонятно, что делать дальше, но, кроме как ждать, тут