Повести
Шрифт:
время не было, - спокойно объяснил Сотников.
– Ну, конечно, случайно. Так все говорят. А к лесиновскому старосте вы также зашли случайно?
Вот как! Значит, уже известно и про старосту. Хотя донес, наверно, в тот самый вечер. «Пожалели,
называется, не захотели связываться», - подумал Сотников. Выходило, однако, что полицаи знали о них
куда больше, чем они предполагали, и Сотников на минуту смешался. Наверно, это был рассчитанный
ход в допросе. Следователь отметил
аккуратно прибрал со стола портсигар, зажигалку, крошки табака сдул на пол и сквозь дым уставился на
него, ожидая ответа.
– Да, случайно, - после паузы твердо сказал Сотников.
– Не оригинально. Вы же умный человек, а хотите выехать на такой примитивной лжи! Надо было
придумать что-нибудь похитрее. Это у нас не пройдет.
Не пройдет - видимо, так. Но черт с ним! Будто он надеялся, что пройдет. Он вообще ни на что не
надеялся, только жалел несчастную Дёмчиху, которую неизвестно как надо было выручить.
– Вы можете поступить с нами как вам заблагорассудится, - сказал Сотников.
– Но не примешивайте
сюда женщину. Она ни при чем. Просто ее изба оказалась крайней, а я не мог идти дальше.
– Где ранен?
– В ногу.
– Я не о том. Где, в каком районе?
– В лесу. Два дня назад.
– Не пройдет, - глядя в упор, объявил следователь.
– Заливаете. Не в лесу, а на большаке этой ночью.
«Черт, знает точно или, может, ловит?» - подумал Сотников. Он не знал, как следовало держаться
дальше: неудачно соврешь в мелочах - не поверит и в правду. А правду о Дёмчихе ему очень важно
было внушить этому прислужнику, хотя он и чувствовал, что внушить ее будет труднее, чем какую-нибудь
явную ложь.
– А если я, например, все объясню, вы отпустите женщину? Вы можете это обещать?
Глаза следователя, вдруг вспыхнувшие злобой, кажется, пронзили его насквозь.
– Я не обязан вам ничего объяснять! Я ставлю вопросы, а вы должны на них отвечать!
«Значит, не удастся», - уныло подумал Сотников. Разумеется, из своих рук они никого уже не
выпустят. Знакомый обычай! Тогда, наверно, пропала Дёмчиха.
– Ни за что погубите женщину. А у нее трое ребят.
199
– Губим не мы. Губите вы! Вы ее в банду втянули! Почему тогда не подумали о ребятах?
– ощетинился
следователь.
– А теперь поздно. Вы знаете законы великой Германии?
«Законы! Давно ли ты сам узнал их, проклятый ублюдок? - подумал Сотников. - Недавно еще,
наверное, зубрил совсем другие законы!» Однако последний вопрос полицейского прозвучал несколько
двусмысленно - похоже, что Портнов не прочь был что-то переложить с себя на плечи
Сотников помолчал, а следователь поднялся, отодвинул кресло и прошелся к окну, сквозь решетку
рассеянно посмотрел во двор, где слышались голоса полицейских. Опять он носил в себе что-то
затаенное, особенно не напирал с допросом и то ли думал, как похитрее подловить его, то ли
размышлял о чем-то своем, постороннем.
В коридоре тяжело затопали, послышались голоса, ругань. По всей вероятности, там кого-то вели или
даже уносили. Когда толчея переместилась на крыльцо, следователь энергично отчеканил:
– Так, хватит играть в прятки! Назовите отряд! Его командира! Связных. Количественный состав.
Место базирования. Только не пытайтесь лгать. Напрасное дело.
– Не много ли вы от меня хотите?
– сказал Сотников.
Незаметно для себя он обратился к иронии, как обычно поступал в минуты неприятных объяснений с
дураками и нахалами. Конечно, для Стася или еще кого-нибудь из этих предателей его ирония была за
пределами их понимания - на этого же начальника она, кажется, действовала самым надлежащим
образом. До поры тот, однако, сдерживался, только однажды криво передернул губами.
– Куда шли?
– Мы заблудились.
– Не пройдет. Ложь! Даю две минуты на размышление.
– Не утруждайтесь. Наверно, у вас много работы.
Тут он угадал точно. Морщинистое личико следователя опять передернулось, но, кажется, он умел
владеть собой. Он даже не повысил голоса.
– Жить хочешь?
– А что? Может, помилуете?
Сузив маленькие глазки, следователь посмотрел в окно.
– Нет, не помилуем. Бандитов мы не милуем, - сказал он и вдруг круто повернулся от окна; пепел с
кончика сигареты упал и разбился о носок его сапога, кажется, его выдержка кончилась.
– Расстреляем,
это безусловно. Но перед тем мы из тебя сделаем котлету, Фарш сделаем из твоего молодого тела.
Повытянем все жилы. Последовательно переломаем кости. А потом объявим, что ты выдал других.
Чтобы о тебе там, в лесу, не шибко беспокоились.
– Не дождетесь, не выдам.
– Не выдашь ты - другой выдаст. А спишем все на тебя. Понял? Ну как?
Сотников молчал, ему становилось плохо. Лицо быстро покрывалось испариной, разом пропала вся
его склонность к иронии. Он понял, что это не пустая угроза, не шантаж - они способны на все. Гитлер их
освободил от совести, человечности и даже элементарной житейской морали, их звериная сила оттого,
конечно, увеличилась. Он же перед ними только человек. Он обременен многими обязанностями перед