Повести
Шрифт:
– Так вот! Ты нам расскажешь все. Только мы проверим, не думай! Не наврешь - сохраним жизнь,
вступишь в полицию, будешь служить великой Германии...
– Я?
– не поверил Рыбак.
Ему показалось, что под ногами качнулся пол и стены этого заплеванного помещения раздались
вширь. Сквозь минутное замешательство в себе он вдруг ясно ощутил свободу, простор, даже легкое
дуновение свежего ветра в поле.
– Да, ты. Что, не согласен? Можешь сразу не отвечать. Иди
Гаманюк!
Прежде чем он, ошеломленный, успел понять, что будет дальше, дверь раскрылась, и на пороге
вырос тот самый Стась.
– В подвал!
Стась дурашливо уставился на следователя.
– Так это... Будила ждет.
– В подвал!
– взвизгнул следователь.
– Ты что, глухой?
Стась встрепенулся.
– Яволь в подвал! Биттэ, прошу!
Рыбак вышел, как и входил, в крайней растерянности, на этот раз, однако, уже по другой причине.
Хотя он еще и не осознал всей сложности пережитого и в еще большей степени предстоящего, но уже
чувствовал остро и радостно - будет жить! Появилась возможность жить - это главное. Все остальное -
потом.
– Гы, значит, откладывается?
– дернул его за рукав полушубка Стась, когда они вышли во двор.
– Да, откладывается! - твердо сказал Рыбак и впервые с вызовом посмотрел на красивое,
издевательски-улыбчивое лицо полицая.
Тот хохотнул хрипловатым, вроде козлиного блеяния, голосом.
– Никуда не денешься! Отдашь! Добровольно, но обязательно - требуха из тебя вон!
«Дурной или прикидывается?» - подумал Рыбак. Но Стась теперь мало беспокоил его: у него
появился защитник.
13
Сотникова спасала его немощность: как только Будила начинал пытку, он быстро терял сознание. Его
отливали, но ненадолго, мрак опять застилал сознание, тело не реагировало ни на ременные
чересседельники, ни на специальные стальные щипцы, которыми Будила сдирал с пальцев ногти.
Напрасно провозившись так с полчаса, двое полицейских вытащили Сотникова из помещения и бросили
в ту камеру, к старосте.
Некоторое время он молча лежал на соломе в мокрой от воды одежде, с окровавленными кистями рук
и тихо стонал. Сознание то возвращалось к нему, то пропадало. Когда за дверью утихли шаги
полицейских, к нему на коленях подполз староста Петр.
– Ай-яй! А я и не узнал. Вот что наделали...
Сотников услышал новый возле себя голос, который показался ему знакомым, но истерзанное его
сознание уже не в состоянии было восстановить в памяти, кто этот человек. Впрочем, человек вроде был
расположен к нему, Сотников почувствовал это по голосу и попросил:
– Воды!
Человек,
– Черти! Не слышит никто.
Плохо соображая уже, Сотников все же понял, что помощи здесь не будет. И он ничего не просил
больше, погружаясь в забытье и оставаясь один на один со своими муками. Все время очень хотелось
пить. Какой-то густой знойный туман обволакивал все вокруг, Сотников долго тащился в нем на ватных
ногах, пока не увидел у забора колодец с ведром на цепи. Такими же ватными, бессильными руками он
опускал это ведро в колодец, как вдруг из его черной бездны с тревожным фырканьем бросился
врассыпную шустрый кошачий выводок. Сотников терпеть не мог кошек и почти в испуге отпрянул от
сруба, медленно приходя в себя. Затем он каким-то образом очутился на улице их довоенного городка и
вдруг увидел перед собой Редькина, давнишнего своего ординарца, как раз несшего связку мокрых,
наполненных водой фляг. Сотников схватился за одну из них, но фляга в его руках сразу же
превратилась в противогазную сумку, а в сумке какая же вода...
Спустя некоторое время он все-таки дождался котелка с водой и долго и мучительно пил. Но вода
была теплая, невкусная, она не утоляла жажды, только противно наполняла желудок. Вожделенное это
питье не принесло ему облегчения, лишь усилило муки, его стало тошнить. Было очень жарко от
полуденного солнца, в окопчике, где он стоял, всюду пересыпался раскаленный песок с клочками сухой
колючей травы. Он ничуть еще не напился, как рядом послышался окрик руководителя стрельбами
полковника Логинова: «Темп! Темп!» Сотникова это удивило и обеспокоило одновременно: показалось
странным, как он мог отвлечься на этот водопой во время стрельбы? Он испугался, что не уложится в
205
темп подачи команд, который вместо полагавшихся шести - десяти секунд, наверно, перевалил за
минуту.
Потом его видения стали тускнеть, сознание заволокло бессмыслицей, за которой едва пробивались
ускользающие причудливые образы, усиливающие и без того нестерпимые его страдания...
Когда в камеру вернули Рыбака, Сотников, как труп, тихо лежал на соломе, с головы до пят накрытый
шинелью. Рыбак сразу же опустился рядом, откинул полу шинели, поправил ему руку. Сломанные
пальцы Сотникова слиплись в кровавых сгустках, и он ужаснулся при мысли, что то же самое могли
сделать и с ним. На первый раз расправа каким-то образом миновала его. Но что будет завтра?
– Хлопец, тут это... Воды надо...
– сказал из угла Петр, пока Стась запирал дверь.