Повести
Шрифт:
— Рана открылась. Ох!
— Потерпи.
— Не могу. Развяжи ноги, — попросил солдат у конопатого. Но тот, насупясь, угрюмо молчал.
— Развяжи, — попросил Иван. — Видишь, человеку больно.
Конопатый подхлестнул лошадь.
— О-о! Стой! Развяжи! Обожди, обожди, стой!.. Руки свяжи.. Не убегу! — просил солдат и, наклонившись, пытался достать до веревки. — Развяжи!
— Развяжи, слышишь! — закричал Иван, видя, как у солдата сделалось мокрым лицо. — Христом-богом прошу, развяжи!
— Стой,
А конопатый все гнал.
За этими жуткими воплями Иван почти не расслышал выстрел, вроде бы щелкнуло что. Но пуля взвизгнула рядом. Конопатый схватился за винтовку. Лошадь, на которой сидели солдат с Иваном, прошла вперед так, что прикрыла конопатого. Он разворачивал свою лошадь, но тоже вроде бы еще не верил, что стреляли, недоуменно оглядывался. Лошадь Ивана потянулась к траве.
— Тпру! — крикнул конопатый и потянул поводок.
И в это же время раздался второй выстрел. Стреляли с пригорка. Конопатый выстрелил наугад, бросил поводок от Ивановой лошади и припустил в галоп. Удирая, он выстрелил еще раз, и непонятно было, по кому он стрелял — по тому, кто был на пригорке, или по солдату с Иваном, — пуля прошла рядом. Из кустов выбежал красноармеец.
— Свои, свои! — закричал Иван. — Тпру, стой! — пытался он остановить лошадь.
— Ну, мальцы, что теперь делать будем? — спросил Иван, осматривая своих новых товарищей. Они остановились на лесной поляне, поросшей редким березняком.
— Надо что-то делать.
— К нашим пойдем, — сказал солдат, освободивший Ивана. — К фронту надо пробираться. Когда мы в окружение попали, политрук велел рассредоточиться, по одному пробираться. Надо идти.
— До фронта сейчас далеко, — заметил Иван.
— Все равно пойдем.
Иван посмотрел на солдата, вместе с которым еще недавно ехал на лошади. Тот сидел на земле, обхватив ногу. Будто придерживал ее.
— На коне сможешь ехать? — спросил его Ивам.
— Не знаю.
— Ничего, не расстраивайся. Тебя как зовут?
— Петя.
— А тебя? — спросил он другого солдата.
— Коля.
— А меня — Иван. Ребров… Не одни мы тут, в лесу, еще люди есть.
— Надо выходить, — по-прежнему настойчиво повторил Николай. — Политрук приказал рассредоточиться!
— А куда его? — спросил Иван, указав на Петра.
Петр ждал. Он молча смотрел на свои руки, и чувствовалось, как он ждет, что ответит Николай, как он ужасно не хочет и боится остаться один и сейчас не решается обернуться, взглянуть на Николая, на Ивана, потому что боится ответа, которого ждет.
— Один пойду. А вы оставайтесь, — возможно, поняв, о чем думал Петр, ответил Николай.
— Оружие
— Правильно! — резко обернулся к Николаю Петр. — Ты зачем идешь, чтобы сражаться или спасаться? Сражаться можно везде. И всегда!
— Все-таки…
— Что?
— Там наша армия.
— Пока ты пробираешься, прячешься по кустам, времени пройдет достаточно. И это время немец будет жить безбоязненно, как хочет.
— Так что же делать? — спросил Николай, взглянув на Ивана.
— Драться, — ответил Иван.
— Трое — уже отряд, маленький, но отряд, — сказал Петр. И Ребров подумал о нем: «Молодец. Умный парень». — А командиром будете вы, — вдруг неожиданно добавил Петр.
— Кто? — недоуменно спросил Иван.
— Вы.
— Я?
Иван, смутившись, взглянул на Николая, потом опять на Петра. И покраснел, жарко стало.
— Нет, — покачал он головой. — Не гожусь я… Грехов за мной много. И белобилетник к тому ж…
— Не в этом дело.
«Мать честная! — подумал Иван. — Как же так? Небывало! И вдруг — меня! А я что, что делать-то?»
И испугался. Но тут же пришла на выручку исконная мужицкая хитрость — повременить, не отвечать сразу, воздержаться. Так-то и скромнее.
— Ладно, там поглядим, — сказал Иван. — А сейчас идти надо, уходить отсюда, а то вдруг в погоню пошлют. Петра надо перво-наперво определить в надежное место, пока выздоровеет. А ты можешь пробираться, если решил, — сказал он Николаю. Тот промолчал. — Можешь на коня сесть? — спросил Иван у Петра. — Попробуй.
Николай и Иван помогли Петру подняться, усадили на лошадь.
— Удержишься?
— Держусь.
«К куму надо везти, — решил Иван. — У нас в деревне будут шастать, найдут».
Кум жил в четырех верстах от деревни Ивана, в противоположную сторону от Полозова. Иван проходил лесом вблизи от своей деревни. Здесь, в своем лесу, он знал каждую тропку, каждый камушек. Любое болотце было знакомо. Все здесь еще в раннем детстве было истоптано босыми ногами. А потом сколько хожено!
Иван посматривал в ту сторону, где был его дом. Хоть и знал, что отсюда не увидит, а все поворачивался, смотрел. И у него тоскливо подсасывало под ребрами в левом боку.
— Баба у меня там, — не вытерпев, сказал Иван своим попутчикам.
— Где?
— Да вон в деревне. Деревня наша рядом. Мимо проходим. Баба у меня там осталась. Жена…
Но парни были еще очень молодыми и не поняли того, что хотел поведать Иван, или не придали значения, ничего не сказали ему в ответ, ни о чем не спросили. А Ивану не терпелось.
— Девки у меня, четверо. Младшая-то совсем еще ребенок. В школу вот должна была пойти.
— А старшей сколько? — поинтересовался Николай.