Поводок для пилигрима
Шрифт:
— Как это на всю голову?
— Никак. Акцентируйся на любовном недуге.
— И кто эта донна?
— А то не знаешь! Прекраснейшая из прекраснейших, совершенство в божественной степени, несравненная драгоценность, повелительница души, перечислил я благородные эпитеты, которыми неблагородные мужички завлекают в кровати Единственных и Неповторимых.
— На ярмарке много достойных внимания сеньор.
— Амадеус. Поселянки, белошвейки, доярки, птичницы и особы из заведений красного фонаря не рассматриваются. Скажем… Некто
— А точнее можно?
— Нам что требуется? втемяшивал я барду. Нам требуется привлечь внимание особ вхожих в круг графини и внимание самой графине. Как только до них дойдет весть, что в одной из гостиниц живет благородный дон чье сердце разбито какой то эЛ., те чье имя начинается с этой буквы пожелают увидеть кто же сражен их формами и речами, даже если они плоски как доска и заикаются на каждой букве. Вторая половина, не на букву эЛ., захочет выяснить, что за болван соблазнился дурищей эЛ. тогда как А, Бэ, Вэ, и так далее, в сто раз лучше. И этот первый шаг. Второй нам надо попасть на прием, где я смогу сойтись накоротке с нужными людьми и вполне возможно с самой графиней ди Гошен.
— Как со жрицей? — поддел меня Амадеус. Вот змееныш! Узнаю дурное влияние Маршалси.
— Для поэта ты слишком банален, — ответил я. — От тебя требуется ускорить процесс привлечения внимания. Можно поэтически.
— Поэтически? — не поверил моим словам Амадеус. До этого его больше шпыняли за рифмы и слоги.
— Постарайся для общего дела. Песенку напиши. Не сильно длинную. Длинные песни о неразделенной любви приводят к депрессии и жуткому похмелью на начало следующего дня.
— Хорошо…, - кивнул бард погружаясь в задумчивость. — Как бы начать?
— Что-нибудь романтичное, вдохновенно произнес я, чуть не ляпнув: Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты*… Легче пережить ядерную войну, чем въедливые расспросы барда откуда, кто и можно ли использовать строки в его балладах.
У Марджони вполне приличное предприятие. Правда, название не ахти. Небесный приют!?? Рановато мне. Ну, это мелочь. В Мюррее видел "Голубые плюмажи и розовые пелерины".
Поручив лошадок слуге, вошли. Вселенная цветного стекла, мраморных квадратов пола, барьеров из красного дерева и синих, зеленых, бардовых бархатных портьер. Общего зала как такового нет. При помощи этих самых барьеров, он делился на банкетные зальчики, а портьерами создавался интерьер и уют. Хочешь уединения задерни ткань, хочешь общаться с соседями раздвинь.
Народу не много, человек десять. Босяков не наблюдалось. Малоимущего люда тоже.
— В самый раз, — объявил я Амадеусу. — Остановимся здесь.
Ко мне уже спешил мажордом. Скользил по полу, что торпеда к пароходу, Тирпиц".
— Что угодно благородным донам?
Принимаюсь загибать пальцы перед его носом.
— Дону угодно поесть, промочить горло и снять комнату. Для себя и для своего племянника.
— Все сделаем, — мажордом согнулся и вытянул руку
Я остановился на бардовом кабинете. Заказ не мудрен: ребрышки молочного поросенка с грибами, овощное рагу и мензурку не назовешь же двухпинтовую емкость бутылкой — мадеры.
— Поедим и можешь приступать к выполнению поставленной задачи, — объявил я барду.
— Я уже придумал, — сообщил он мне.
— Хорошо бы послушать что ты там наплел, — покачал я головой, но не хотелось портить аппетит доморощенным шансоном. И не забывай ты мой непутевый племянник.
— Помню.
— Помнить мало, строго наказал я Амадеусу. Надо придерживаться выдуманной легенды.
Оглядывая здешних посетителей, я выбирал жертву для начала проведения диверсионной работе. На должность засыльного казачка ни кто не годился. Породой не вышли. Единственный кандидат сидел в углу и мрачно цедил вино. Одно из двух или товарищ сражен сердечным недугом неразделенных чувств или на поясе верности его возлюбленной муж сменил код замка.
Мой глаз уловил движение на входе в зал. Умеют они появляться! Прямо как в цирке у фокусника. Только никого не было и бац! Вот тебе крольчихи легкого поведения. Одеты по высшему классу. Анфас, профиль, титьки, задницы! Претензий нет!
— Эх! Погибель… — вырвался у меня вздох.
— Чья? — заозирался Амадеус.
— Чья-чья? Кошелька, — пояснил я. Таких любушек на портвейн не купишь. Они мигом любую мошну доведут до анорексии.
— А, эти…, - отмахнулся бард.
— Конечно торговка цветами лучше, — ненароком закинул я удочку. Он не первый кого белые розы и золотой локон сбили с панталыку.
— Сравнили…, - фыркнул бард. — Эти клуши ей в служанки не годятся.
— Ладно спец по юбкам, доедай и выметайся, поторопил я барда. — Тебе пора.
Амадеус с сожалением глянул на оставшееся мясо. Под моим наблюдением налил вина только губы помочить, выпил и встал из-за стола.
— Желаю успеха, — напутствовал я.
— И не сомневайтесь, — заверил бард. Веселость его подозрительна. Я опять вспомнил капитана. Его школа.
С удовольствием поглазел на девиц. Отчего не поглазеть на сисястых? Потом на пьющего сеньора. Его реакция на шлюшек стал пить быстрее. Значит все-таки любовь разбитая на тысячу осколков.
Поманил одну из них. Сеньора живенько откликнулась на приглашение.
— Как тебя зовут милая?
— Элина, — ответила девица.
"Значит Элли… А я Волшебник Изумрудного города… Великий, но не Ужасный".
Её курносый носик вызывал оживление в работе моей внутренней секреции. Сразу вопрос. Кто запрещает довести алмаз моего греха до совершенства огранки? Ни кто не мешает!
Пришлось отогнать провокационные мысли. Того гляди организм снизу подопрет столешницу.
— Будь так любезна, спроси вон у того кабальеро, могу ли я составить ему компанию, — и подтолкнул к ней реал.