Поводок для пилигрима
Шрифт:
Не дожидаясь ответа, зову.
Иохим!
Я за них. Оне, еще в Лидже, высунулся из-за двери Гелч. Единственный, кто был оставлен на сверхсрочную из старого состава
Давай сюда попа, сдерживаю я нервный смешок.
На кой? подивился тот.
По случаю обручения мессира Леха Вирхоффа и месс Итты ди Юмм, отчетливо произношу я.
Рехнулись! А поход? сделал фамильярное замечание старый солдат и в общем то был прав.
И этот про поход!
"А Хелли? Как вы после этого к ней?" прочиталось на его хитрой
"Сзади!" зыркнул я на него.
Он понимающе усмехнулся.
Надумали? спросил я ди Юмм. Итта кивнула головой, согласна. На мгновение какая то легкая озабоченность омрачила её, но она отогнала грустную мысль.
Оглох? Попа давай, повторил я Гелчу.
Когда он ушел, я с деланным облегчением вздохнул.
Думал так в девках и помру. А вот поди ты, сосватали!
Обручаться пришлось ехать в Лидж. Церковник нагло заявил, дескать такие богоугодные дела вершатся только в храме, в присутствии четырех свидетелей. Знал бы что такая канитель ни в жизнь бы не согласился. Но коли уж подвязался, делать нечего. Мужик сказал мужик сделал.
Проезжая мимо трактира помахал рукой сержанту, тот равнодушно проводил процессию взглядом.
Свидетелями со стороны Итты, согласно обряда, выступили особы мужеского пола Гелч и Иохим. С моей вот повезло! женского Старая Йонге (предупреждал ведь, возьму в шаферы) и Марта. Взгляд первой откровенно радостен, взгляд второй мечтательно печален. Мало того Йонге держала в руках свиток, где подозреваю все мои прегрешения зафиксированы поименно и количественно.
В сумраке храма горели свечи, курился фимиам от которого першило в горле. Эхо затаившись под сводами дразнилось на каждом поповском слове. Вокруг нас шмыгал служка. Принес воду в широкой чаше кропить, приволок книгу Пятнадцать радостей брака**. Все радости перечислены в коротком абзаце на странице, а нерадости изложены в оставшейся тысяче!
Побубнив, погнусив, поп повесил нам на шеи что-то вроде воинских жетонов с изображением… ну может это и не совсем то о чем я подумал когда увидел. После очередной бубнежки меня обозвали джана, Итту джани и призвали обменятся поцелуями верности. Я и поцеловал. Старая Йонге ехидно и запоздало произнесла за спиной.
В щеку надо. Трижды.
В щеку я с тобой целоваться буду, прошипел я.
Нас обсыпали зерном из дырявых мешочков, полили водой из наперсточных леек, водили вокруг колыбели слева на право.
А когда венчают наоборот, подсказал Йонге.
После хоровода у колыбели, перенес Итту через воображаемые житейские невзгоды скрещенные грабли и вилы.
Посмотрю как будет наоборот, буркнул я бабке.
Лицо Итты выражало искреннюю радость. Вся порода их такая! Только при регистрации в ЗаГСе плачут. Согласная ты?" ,Ой, на все согласная…", и потом для них не жизнь, а Ницца!
Погодя Итта спросила меня о Йонге.
Кем тебе приходится эта милая женщина?
Ни кем. Это Старая Йонге.
Она очень хорошая,
Согласен. У неё масса достоинств. И главное хочет бежать впереди меня с факелом и светить дорогу. И еще она ведунья. Гадает на камышинном пуху.
Ты не веришь её предсказаниям?
До последнего времени нет.
Обычай требовал объехать вокруг деревни. Завидев наш кортеж, народ валом валил на улицу. Не преувеличу, как в Первомай! Свист, смех, шуточки: Невеста не жена, не долго и разневеститься. Сперва в кровать, а потом суп хлебать. За мужем приглядывай, а на соседа поглядывай!
В проулке пацаненок бухнул на дорогу табурет и взграмоздясь на него, заявил.
Выпуп гони! беззубый рот сглатывал и перековеркал половину букв.
Огольцу от силы четыре. Бесштан, коленки и локти в ссадинах и цыпках, на щеке, до самого уха, размазанная, высохшая сопля.
Чего просишь? спросил Гелч, соблюдая обычай.
Шаблю! и вытяну губы дудочкой, добавил. Чалку поднеси. Полныю! и вытянул руку за подношением.
Короткая рубашонка задралась и из-за подола выглянул писюн. Кто-то проорал.
Наш, лиджский, хуястый!
Хохоту на всю округу. Мамка, выскочив из толпы, сгребла вымогателя в охапку и унесла прочь, от греха подальше.
По пути нам насовали различных подношений: шитые рушники, охотничьи манки, бутыль вина все что под руку попадет. Жена кузнеца подарила курочку, кузнец ярко-рыжего красавца-петуха.
Петух зачем? спросила Итта.
Будил чтоб, ответил я, не чувствуя подвоха в подарке.
Чтоб курку топтал! желчно произнес сзади Гелч.
Итта залилась краской, став ярче петушиного оперения.
Объезд закончился за церковью, у дверей дома, прозываемого Невестиным. Йонге стала что то нашептывать на ухо Итте. Глаза ди Юмм выражали то ужас, то недоверие, то отчаяние, то желание бежать без оглядки. Но все же это была Итта ди Юмм, донна носившая серебряную лилию и оставляющая последнее слово за собой.
Вошли вдвоем. Легкий полумрак. Свет льется из маленького окошечка под потолком. Мебели не много. Стол с едой, пара табуретов и кровать. Интим словом…
Вот это просторище… произнес я, оглядывая широченное семейное ложе. На такие укладываются всей фамилией. Начиная от деда с бабкой и заканчивая правнуками. Места хватит всем.
У Итты легкое замешательство. Может она и любила легкие авантюры, но ситуация более чем двусмысленная.
В отличие от ди Юмм, я спокоен. Гелч в последний момент шепнул мне, достаточно присесть на своем краю кровати. Остальное время проводят за столом. Но Итте видно этого не сказали. Или Йонге схитрила. Ох, ведьма!
Можно лечь в одежде или совсем не ложится, пожалел я спавшую с лица ди Юмм. Кто ж знал, что ритуал обручения так приближен к боевым условием супружеской жизни.
Могу зажмурится, предложил я, сдерживая веселье. Одним глазом.