Поворот
Шрифт:
— Я тебе дома словами все расскажу, — рассмеялась Юмсун. — Не стоит лишнюю бумагу марать, тем более что написанное кто-то и прочитать сможет. Ну что, расходимся работать?
— Хорошо тебе: сиди дома и ребенка корми, — пожаловалась было Еля.
— А тебе кто запрещает? Ты уже девочка у нас большая, сама давно уже можешь ребенка кормить.
— Причем не одного, — подытожила «женскую тему» Наталия. — все, хватит языками чесать, дел полно…
Эта встреча была, скорее всего, последней «в полном составе»: через несколько дней после нее Святозар уехал к себе на родину, в Словакию. Уехал, имея в кармане приличную сумму — а в голове обширные планы на развитие страны. Раз уж по результатам войны Словакия стана независимой страной, то имело смысл и ее сделать союзником России, поэтому план «преобразования Словакии» был подготовлен довольно
— Если там тебе туго придется, ты мне свистни. Именно мне: я тихо приеду и тихо тебе помогу справиться с проблемами.
— Я знаю… как ты проблемы решаешь, и если потребуется… Но все же постараюсь все намеченное проделать мирным путем.
Но не он один старался «все проделать мирным путем», вот только иногда «мир» получался даже покруче чем какая-нибудь война. То есть властям приходилось даже войска задействовать для того, чтобы мир в войну не превратился, но с наступлением «голода» вроде все стало поспокойнее. Так, бунты рабочих в Никольском и Орехове весной двадцатого года удалось успокоить только после того, как полиция и солдаты арестовали почти полторы тысячи бунтующих рабочих, а вот в двадцать первом там случилась всего лишь одна, причем довольно локальная однодневная забастовка. По тому же поводу, что и в двадцатом году — но в двадцать первом к «забастовщикам» вышел начальник местной полиции и объявил, что власти заставить хозяев фабрики поднять зарплату рабочих на треть конечно могут — но тогда правительство отменит все дотации на поставляемое в поселки продовольствие и хлеб подорожает уже в три раза, просто потому что все средства, выделяемые сейчас на продовольственные дотации, уйдут на покупку казной подорожавшей продукции ткачей. После чего рабочие просто разошлись по местам…
А все вопросы по зарплатам в стране решались в министерстве финансов, причем большей частью лично министром Второвым. И Николай Александрович — сам «в прошлом» текстильный магнат — постоянно интересовался, почему правительство не прибрало к рукам всю текстильную промышленность. Его фабрики, «переданные в управление казне», за прошедшие три года выпуск продукции утроили — но других именно казенных предприятий в отрасли не появилось, и его этот факт несколько смущал.
Правда, его смущал и тот факт, что кроме него вопросами «национальной промышленности» заведовала в основном супруга премьер-министра, и смущал не потому, что она была «дикой буряткой» — в ее знаниях и известном опыте он уже давно убедился, а потому что она была женщиной. А женщины, как всем известно, чем-то серьезным управлять…
— Николай Александрович, ну вы же понимаете, что русские и буряты — люди совершенно разные.
— Это вы так говорите, а на самом деле все люди — люди, и люди одинаковые.
— Это верно, но вот традиции у разных людей разные. У бурятов и монголов еще со времен Чингисхана и даже с еще более древних жена вождя — это та, кто управляет государством когда вождь уехал на войну. А так как тот же Чингисхан в году не на войне хорошо если месяц проводил, то в наших краях все давно уже привыкли: на войне главный — это вождь, а не на войне его жена главная. Потому что он или воюет, или дома от войны отдыхает — а жена его заботится о доме, о детях, о стадах, о торговле, обо всех подданных… вообще обо всем. И я тоже — в строгом соответствии со своими традициями — обо все этом и забочусь. А что касается текстильной промышленности, то у нас пока до нее руки не дошли. У нас еще до многого руки не дошли, потому не дошли, что рук просто не хватает. Людей нужных нет, их еще воспитывать и учить предстоит — но одеваться-то людям всяко нужно, и раз фабрики работают, то пусть работают и дальше. Мы, если вы внимание не обратили, в пользу казны обратили лишь предприятия, владельцы которых на войне наживались, цены завышая и товар поставляя негодный, а та же Морозовская мануфактура казну не обворовывала — так за что ее у хозяев забирать-то?
— Так рабочие там работают много, получают за работу мало, обстановка на фабриках нездоровая…
— Я это знаю. И такое творится не только на Морозовской мануфактуре, много у нас еще заводов и фабрик, где подобное творится. Но,
— А если не рыночными?
— А зачем? В нынешнем и большей частью в следующем году у нас заработает три завода металлообрабатывающих завода, замечу, которые начнут выделывать прядильные и ткацкие станки. И станки эти будут самых современнейших конструкций — а вот с ними в следующем году и даже казна выстроит уже несколько новых прядильных и ткацких предприятий. Рабочие с нынешних на новые фабрики уйдут, нынешние фабриканты на такие убытки влетят, что тоже побегут свои фабрики казне забесплатно предлагать… но, конечно, не все. Правда как раз в текстильной промышленности я пока тех, кто сам работу продолжить пожелает, не вижу — но в других отраслях…
— Вы имеете в виду бумажную, лесопильную и подобную?
— Нет, эти как раз уже на ладан дышат, им с казенными предприятиями уже тягаться не получается. Но ведь среди промышленников есть люди, и их немало, кто в деле своем разбирается и хочет, а главное может работу завода своего сильно улучшить и тем самым в конкуренции с казенными заводами не проиграть даже при установленных вами ценах. Тот же господин Токарский, который Кондопожскую ГЭС выстроил, сейчас владеет заводом, на котором оборудование для древопереработки изготавливается. И все это оборудование он сам же и придумывает, ни у кого иного вообще ничего похожего нет — а то, что он делает, спросом пользуется, в том числе и для казенных предприятий оно закупается, так что он в убытке точно не останется. Но, опять замечу, пока сам работает, не останется…
— Понятно, с текстильными магнатами мы потом поконкурируем, а пока просто будем ждать… нет, я понял, понял: мы будем к этому усердно готовиться. А я вот еще о чем спросить хотел… супруга вашего, но раз жена вождя… в Монголии… о ней как раз речь. У меня были предварительные переговоры с Богдо-ханом, у них ведь в ходу деньги разные, но все не свои, а китайские теперь почти вообще из оборота исчезли и там сейчас в ходу либо наши рубли, либо мексиканские песо. И положение там с деньгами получается странное: песо по серебру равно рублю и тридцати семи копейкам, ланы — рублю шестнадцати копейкам, но в торговле рубль чаще принимают вообще за половину лана, а песо считают равными полутора рублям. И пересчет этот сильно торговле мешает, как внутренней, так и особенно внешней, ведь мы-то лан за два рубля принимать всяко не собираемся. И он предложил… он попросил нам помочь с учреждением уже монгольских денег, то есть и банкноты отпечатать, и монет разных начеканить… серебро на это у него есть, довольно много, он просил для начала отчеканить серебряных монет двадцать тонн, а впоследствии предполагает и сто тонн получить. Я ему предложил монеты такие же, как в России, изготовить, да и курс золотой такой же принять…
— И что от меня требуется?
— Я узнать хотел, вы с таким согласны? Выгода для нас в упрощении торговли, а возможные недостатки пока я вижу лишь в том, что у Монголии золотой запас практически отсутствует… Даже если мы с Монголией только товарами обмениваться будем… боюсь, что наших товаров к ним пойдет больше чем их к нам, и мы золотом недостачу взять не сможем…
— Мы у них будем покупать куда как больше, чем им своих товаров продавать. Не сразу, но довольно скоро, так что опасаться вам точно не стоит. А вот насчет золотого обеспечения монгольского тугрика…
— Монгольского чего?
— Тугрика, думаю, что Богдо-хан против такого названия возражать не станет. По-монгольски это значит «кругляш», там и у китайцев, и у японцев деньги тем же манером именуются, просто у каждой страны на своем языке. Так вот, я думаю, что в договоре с Богдо-ханом нужно будет особо указать, что золотое покрытие монгольской валюты мы тоже на себя берем — ну, пока мы эмиссию денег проводим. Мне кажется, что пользы от такого статуса будет очень много.
— Интересно, в чем тут польза-то?