Поймать лаптем удачу
Шрифт:
И чего он этому так радуется? Он достал пистолет из-за пояса.
— Проверь.
Я посмотрела на его оружие. Травматик. Только покруче, чем мой. Неужели и, правда, не он стрелял? Брать его оружие в свои руки я не стала. Потом я очень сожалела, мучаясь от любопытства, но на тот момент я решила не оставлять на его пистолете свои отпечатки. А вдруг он десять человек завалил, а потом я на нарах сидеть буду.
Глава 4.6
— Допустим, не ты. Но тебе я все равно не верю. — Я отвернулась от него и посмотрела вдаль. Да, ему я не верила, как и Павлу тогда. Вся их жизнь пропитана ложью и сплетнями. И внезапно какая-то странная грусть полностью охватила меня. Даже появилось чувство безнадежности и бессилия. Мои пальцы словно ударило током, и сердце замерло.
— Береги себя.
Я даже ответить не успела. Он сел на «байк» и моментально умчался. Наверное, целую вечность я стояла, как отупевшая, и смотрела в ту сторону, куда уехал Миша. Это было… Что это было? Я шла уже злая как черт. Он такой же, как его покойный нахальный брат! Пусть об умерших плохо не говорят, но он тоже нахал еще тот был! Что это все значит? Я удаляю ему программы, а он мне руки целует! Где логика? Попробуем-ка нарисовать его портрет: воспитанный, трудолюбивый, наглый и нахальный, чертовски красив, правда, невысокий. Далее: предлагает мне помощь, а сам пытается убить мою подругу, прощает мне удаленный «1С», но ищет документы, зачем-то пытается меня убить, но потом сам спасает меня от других неприятелей, жмется ко мне, но остается холодным, потом снова пытается убить, но спасает и целует руки. Может, в этот раз и не он стрелял, но я не проверила. Вдруг он как раз рассчитывал, что я побоюсь взять его пистолет? На понт брал. А может, там вообще пуль не было, и проверить было нельзя. Сказал бы, что он их не вставлял, — и не узнаешь правды. Выстрел был с его стороны, это точно. Значит, вывод, какой? Он маньяк. Ему нравится охотиться за жертвой и завлекать ее. Его забавляет моя реакция. Ну что ж, я больше ему не дам такого шанса.
В раздумьях я доехала до поселка, где жила Кристина. В кафе-баре я вдруг обнаружила, что забыла на поминках сумку с телефоном и деньгами. С собой в куртке у меня были только ключи от квартиры. Времени полшестого, до встречи еще полтора часа. На свой страх и риск мне пришлось заказать полноценный ужин и кофе. Я решила обдумать наше знакомство с Михаилом. На злого гения он не был похож совсем. И я понимала, что это я не хочу, чтобы он был убийцей, маньяком и геем. Но кто он? Если не гей, то он действительно может быть отцом Машиного ребенка и желать смерти брату, так как тот не хотел с ней разводиться. Он признался, что догонял его и забрал регистратор. Что же я его не спросила про Петрова? О, нет! С поминками я совсем забыла о встрече с Андреем Петровичем! Мне стало еще хуже. Ну ладно, завтра тоже будет день, и я обязательно все узнаю. От запаха кофе я чуть приободрилась и почему-то вспомнила, как Высоковский в ресторане, в этой маленькой комнатушке смотрел на меня. От мысли о нем я покраснела. Да что же это такое? Его нет, а я краснею! И кто он такой, чтобы вызывать во мне смущение?! Гей-маньяк! Лучше буду думать о Гущине. Но все мои мысли о Гущине заканчивались рестораном, погоней и аркой, где зажал меня Михаил, чтобы нас не заметили. Сердце опять замирало, и я, снова злясь на себя и краснея, в душе обещала себе, что убью свой объект влечения. Маньяки опасны, а голубые все равно никакой пользы для женщин не приносят. Только как зараза захватывают в свой клан нормальных мужиков. И потом, это несправедливо: быть таким красивым — и геем.
Есть совсем не хотелось. Мой крем-суп остыл. Такой задумчивой, с ложкой в руке меня застала Кристина.
— Рада тебя видеть живой. — Она села рядом. — Я у Машки была. Она очнулась. Правду знает. Ей там все сказали.
— Как она?
— Плачет и убивается. Что, впрочем, она всегда делает, когда теряет свою любовь. А я ей говорю, что главное — здорова, и ходить будет.
— Скажи ей, чтобы Рине позвонила. Пусть что-нибудь придумает, но не говорит, что в больнице. Я сказала, что в Испании ураган и нет ни телефонной связи, ни Интернета.
Мы с Кристиной просидели два часа. Она мне успела рассказать, что говорили на поминках. Про Машу, никто ничего не знал, как будто ее в машине и не было. Деньги, правда, увели. Перевели на фирму за ненужный материал, который так и не поставили, а фирма резко обанкротилась. По такому же сценарию все случилось и с телевидением, только еще без подписи Михаила, как сказал юрист. Все уверены, что Павла кто-то надул, но спросить теперь не у кого.
— Влюбилась ты, девка. Сказала же тебе: он гей, к тому же переболел сифилисом.
— Я терпеть не могу геев. — Я сглотнула. — И сама его убью.
— Ба! Страсти-то какие. Знаешь, подруга, я понимаю твою проблему, — сказала она мне серьезно, — но не буду объяснять ничего. А то ты и меня убьешь.
Интересно, что же она такое понимает, чего не понимаю я…
Кристя оплатила мой ужин и дала мне в долг денег. Домой я отправилась на такси. Чувствую, мне теперь еще год придется пахать на заводе сверхурочно и без отпуска, чтобы расплатиться за эту сумасшедшую неделю, что я провела дома.
Остановившись у подъезда, я заметила, что в окнах горел свет. Нет! Опять! Неужели мы забыли включить сигнализацию? Я тихонько поднялась и попробовала открыть дверь. Она была просто на щеколде. Я вошла. Чисто. В коридоре стояли белые кроссовки Сергея. Смешно, я ведь совсем про него забыла. Закрыв дверь, я разулась, и сразу почувствовала, что ноги отекли, сильно болели ступни, зато спине стало так легко…
Я доковыляла до кухни. Сергей сидел за ноутбуком, что-то печатал, жуя бутерброд. Перед ним было четыре пустых чашки из-под кофе, на плите открытая кастрюля с макаронами, рядом две заветренные сосиски.
— Где шлялась?
Что за вопрос? Кто он мне, чтобы так фамильярничать? Но я так устала, что меня это даже не разозлило особо. Видно, после происшедших событий моя реакция давно умерла.
— Была в кафе с подругой. — Я села напротив Сергея. — А ты взял больничный?
— Взял. Ну и с кем ты убежала? — спокойно продолжал Сергей, смотря в монитор ноутбука. — Ты в курсе, что у него неустойчивая психика, что он шизик?
Опять новая сплетня. Что же еще можно про него сказать?
— Да, еще он гей, маньяк и деспот. — Я заметила на тарелке нарезанные дольками огурцы и помидоры. Ну, надо же! Приготовил ужин, нашел овощи. Вот мне бы в голову не пришло залезть в ящик холодильника, чтобы хотя бы посмотреть, что там лежит, и что можно из этого приготовить. Я взяла огурчик и надкусила. — Ты как сюда вошел? — перевела тему я.
— Вик, — посмотрел на меня Гущин, — я вчера принимал работу монтажников. Они мне дали ключи. А вот твои, в кармане, совсем к новой двери не подходят.
А ведь он прав! Как я могла так безалаберно все забыть… Если б он был сейчас на работе, куда бы я пошла?
— Да не заморачивайся ты! Я ключи повесил у входа. Не забудь поменять. — Он словно читал мои мысли.
— Спасибо, — только и смогла вымолвить я.
— И все? Спасибо ночью не согреет. Спасибо на свидание не ходит, и сыт им не будешь…
Опять Гущин начал свою песню… Я уже устала от этого.
— На ночь получишь грелку, на свидание возьмешь моего медведя, а с ужином ты и без меня хорошо справился, — отрезала я.
— Так и знал, что ты злая, — скорчил обиженное лицо Гущин. — А еще делала вид, что в меня влюбилась, на кладбище с собой взяла… И меня, настоящего журналиста, променяла на психа из гей-клуба.
— Откуда?
— Ты сама сказала, что он гей. Значит, он тусуется в гей-клубах. Где он себе пару ищет? Нет, к гею я ревновать тебя не буду, но почему именно с ним ты убегала оттуда? — почти заорал Сережа. И поднял одну бровь. — Ты тоже решила пополнить ряды меньшинств?