Поймать солнце
Шрифт:
Из его измученных глаз катятся слезы.
Маленькие капельки одна за другой скатываются по его щекам, пока он молча смотрит на меня, его горло сжимается, а костяшки пальцев белеют на столе.
— Обещай мне, — заканчиваю я с тихим плачем. — Обещай, что сделаешь это.
Джона смотрит на меня еще одну томительную секунду, прежде чем вдохнуть и провести рукой по лицу, стирая следы своей боли, той ужасной боли, которую он привел в движение нажатием на курок. Он смотрит, моргает, его губы раздвигаются, но
Все, что он делает, это кивает.
Один кивок.
Последнее обещание.
— Спасибо, — хриплю я, кивая ему в ответ и закрывая рот рукой, чтобы сдержать рыдание. — Спасибо, Джона.
Прежде чем я успеваю отодвинуть стул, чтобы уйти, его уходящие слова наконец-то прорываются наружу, попадая мне в уши и пронзая сердце.
— Как же мне повезло, — тихо выдыхает он, горло сжимается от горя. — Иметь что-то, из-за чего так чертовски тяжело прощаться.
Я смотрю на него еще раз. Последний взгляд на своего старшего брата.
Затем отвожу глаза, встаю с кресла и выбегаю из комнаты.
Прощай, медвежонок Винни-Пух.
***
Вместо того чтобы зажигать свечи или наполнять вазы цветами, мы бросаем палочки с моста. Ветки выскальзывают из наших пальцев, прежде чем мы перебегаем на другую сторону ограждения, и я поднимаю подол своего оранжевого платья — того самого, которое купила в эконом-магазине и надела на «Осенний бал». Макс рядом со мной, его рука в моей, и мы вместе перегибаемся через перила и смотрим, как обе палки скользят вниз по течению и появляются под нами.
Ноздря в ноздрю.
Бок о бок.
Как всегда, моя берет верх и опережает на сантиметр.
Я расплываюсь в улыбке, празднуя свою победу, а Макс одаривает меня дразнящим взглядом.
— Когда-нибудь Вселенная сжалится над тобой, — поддразниваю я.
— Может быть, это просто способ Вселенной выровнять ситуацию, — отвечает он.
— Как это?
Прежде чем мы поворачиваемся лицом к нашим друзьям и семье, Макс наклоняется, что бы прошептать мне на ухо:
— Ты побеждаешь в каждом раунде с палочками Винни-Пуха, — шепчет он. — Но я завоевал тебя.
Поздний июньский ветерок накатывает с воды, и мои волосы взлетают вместе с сердцем.
Шеви сложил руки перед собой, ожидая, пока мы снова подойдем, готовый официально объявить нас мужем и женой. Макс всегда говорил, что Шеви — мастер на все руки, и он не ошибался. Этот парень делает все. Он занимается дрессировкой собак и держит питомник в своем доме, играет на губной гармошке, как опытный блюзовый музыкант в прокуренном джаз-клубе, а в ясные ночи устанавливает телескоп на заднем дворе и приглашает нас полюбоваться звездами под молочной луной.
Когда Макс попросил его поженить нас на этом старом мичиганском мосту, который мы полюбили так же сильно, как наш мост
Макс переплетает наши пальцы и ведет меня обратно к Шеви, и мы заканчиваем простую церемонию клятв, скрепляя каждое идеальное обещание поцелуем под летним солнцем. Я смеюсь, когда он наклоняет меня назад, почти роняя, руками цепляюсь за костюм, доставшийся ему от отца, волосы рассыпаются по спине, а букет ярко-оранжевых цветов возносится к небу.
Все аплодируют.
— Ура! — Позади нас появляется Бринн, ее букет цветов тоже взмывает ввысь, розовые лепестки сочетаются с ее помадой цвета жевательной резинки. — Ты сделала это!
Мэтти и Пит обнимают друг друга, голова Мэтти лежит на плече Пита, а тот прикладывает платок к глазам.
— Да, черт возьми! — кричит Натин, вскидывая кулак в воздух, ее огромные золотые серьги ловят солнечный луч. — Это моя девочка!
Макс поднимает меня в вертикальное положение и нежно целует в лоб.
Как только покидаю объятия мужа, я попадаю в мамины. Мама отпускает руку Риккардо и обнимает меня, прижимаясь лицом к изгибу моей шеи. Слезы увлажняют мои глаза, когда знакомый аромат гардении омывает меня и наполняет ностальгическими воспоминаниями.
— Я люблю тебя, — говорю я, гладя ее по волосам. — Очень сильно.
— Люблю тебя больше всех, милая.
Я больше не сомневаюсь, что она любит меня больше всего — больше, чем бесчисленные испытания, которые подбрасывает нам жизнь, или больше, чем блеклые воспоминания о нашем прошлом.
Больше, чем Джону.
Тепло ее голоса, нежность ее объятий, годы жертв и молчаливых сражений, которые она вела ради нашей семьи — все это подтверждает ее любовь ко мне. Возможно, когда-то Джона стоял на переднем крае ее усилий, как ее способ удержать контроль в, казалось бы, безвыходной ситуации, но в этот момент, окутанная ее объятиями, я чувствую ясность в словах моей матери.
Затем Риккардо обнимает меня, говоря, как он мной гордится, а Кай уводит меня, чтобы покружить и крепко обнять, благодаря за то, что я увидела его много лет назад, когда никто другой не видел.
Хотя Бринн видела.
Бринн видит всех, какими бы маленькими, тихими и незаметными они ни были.
Это все ее глаза Кристофера Робина.
И я тоже вижу ее — ее невозможно не заметить, она подходит ко мне, воплощение ярко-розового счастья.
— Элла! — щебечет она, бросаясь ко мне с одной из тех лучезарных улыбок, которые долгие годы радовали мое сердце. — Я так рада за тебя. Ты знаешь, что это значит?
Я вырываюсь из ее объятий, по моим щекам текут слезы. Мой взгляд падает на ее сверкающее обручальное кольцо с бриллиантом грушевидной формы, усыпанным бледно-розовыми камнями.