Поймать солнце

Хартманн Дженнифер

Опускается на него с протяжным вздохом.

— Ты должен пойти на костер завтра вечером, — говорит он мне, избегая предыдущего разговора, как опытный тактик обходит минное поле. — Ты еще молод и глуп. И должен делать то же, что и я — наслаждаться жизнью, пока можешь.

— Зачем? Смотреть, как другие напиваются и слетают с катушек? — возражаю я, скрещивая руки на серой футболке без рукавов. — С меня хватит этого дома. Спасибо.

— Приведи девушку и намочи свой член. Это отличный способ отвлечься. — Он ухмыляется. — Либби залезла бы на тебя, как на дерево, если бы ты ей позволил. Или… как насчет той рыжей через дорогу, с которой

ты тусовался, когда мы были детьми? — Устраиваясь поудобнее, он закидывает руки на спинку дивана. — Она горячая штучка, надо отдать ей должное. Странная, но горячая. Отличные сиськи.

— Мне плевать на ее сиськи.

— Это и есть твоя проблема. У тебя нет ни хобби, ни интересов, ни сексуальной жизни. Все твое существование — это прозябание в этой помойной яме с депрессивным алкоголиком, который не ценит ничего из того, что ты для него делаешь.

Я скреплю зубами, но игнорирую колкость.

Наш отец не единственный, кто не ценит меня.

Маккей ни хрена не понимает, что я делаю все это, чтобы он мог жить так, как хочет, чтобы жил я. Он не понимает, что мы оба не можем жить такой жизнью. Один из нас должен держать оборону. Один должен жертвовать собой, чтобы все трое могли выжить.

И так уж получилось, что этот человек — я.

Я отмахиваюсь от приглашения на вечеринку и влезаю в свои поношенные кроссовки.

— Я подумаю об этом, — бормочу я, уловив, как он пожимает плечами, прежде чем снова лечь и закрыть глаза.

Я наслаждаюсь тишиной.

Папа молчит.

Маккей спокоен.

Но мой разум все еще неспокоен, и я делаю то, что всегда делаю, когда мне нужно найти настоящий покой:

Я бегу.

***

Сейчас середина сентября, и погода стоит палящая. До моего носа доносится лимонный аромат сангвинарии, в то время как солнечный луч пробивается сквозь облачный покров.

Это идеальный пятничный день для того, чтобы быть где угодно, только не там.

Палки и ветки хрустят под моими ботинками, когда я спускаюсь по лесной тропе к озеру Теллико. Мне не терпится оказаться в воде, чтобы смыть расстройство со своей кожи. Маккей часто ходил сюда со мной, когда мы были моложе. Мы вместе бегали наперегонки к озеру после того, как папа доводил себя до нервного срыва, вызванного выпитым виски, и притворялись, что планируем наш грандиозный побег из этого города. В течение нескольких часов мы прятались под поверхностью озера, считая эти блаженные секунды свободы, затаив дыхание.

Ни звуков, ни взглядов, ни застоявшегося привкуса агонии и разбитых мечтаний на языке.

Было просто… тихо.

Мирно.

Не помню точно, когда Маккей перестал ходить со мной. Не могу назвать точный год или дату, но в конце концов он нашел другие способы сохранить рассудок.

Школьные занятия. Баскетбол. Девочки.

Бринн — лучшее, что когда-либо случалось с ним, и я благодарен ей за это. Но для меня отношения просто не существуют. Девушки, дружба, связи — все это отнимает слишком много эмоционального потенциала, и у меня нет сил для дополнительного бремени.

Кроме того, как я вообще могу пригласить девушку к себе? Наш дом небольшой, едва ли девятьсот квадратных футов, а демоны моего отца огромны. Мои обязанности обширны. Бринн ни разу не заходила к нам, и, хотя Маккей довольствуется таким положением вещей, я бы не стал.

Отношения невозможны.

Я сжимаю кулаки, набирая скорость, и оставляю

за собой облако грязи и пыли. Вода озера сверкает по ту сторону деревьев, зовет меня, служа одной из единственных вещей в жизни, на которые я могу рассчитывать. Природа успокаивает меня. У меня есть секретное место на поляне в нескольких ярдах от кромки воды, под пологом покрытых мхом ветвей, которые словно обнимают друг друга, как старые друзья. Туда я прихожу, чтобы расслабиться, отдохнуть. Уйти от всего этого.

Раздевшись до трусов, я окунаюсь в озеро и несколько минут плаваю на спине, глядя на облака.

Вскоре мне снова становится неспокойно.

Мне нужна сигарета.

В Теннесси разрешено покупать табак с двадцати одного года, поэтому мой сосед, Шеви, время от времени покупает мне пачку, когда у него есть лишние деньги. Иногда я нахожу их в пакете с продуктами, который он оставляет на крыльце нашего дома. Это даже не настоящее крыльцо, просто блок цемента. Как и наш дом нельзя назвать домом. Это незаконченный продукт несбывшейся мечты.

Натянув джинсы, я достаю сигарету и прикуриваю, наблюдая, как солнце опускается все ниже и освещает верхушки деревьев.

Я делаю длинную затяжку, когда краем глаза замечаю оранжевую вспышку. Подняв взгляд, я вижу девушку в комбинезоне морковного цвета, которая стоит на мосту, облокотившись на перила и глядя на воду.

Рыжеватые длинные и густые волосы.

Бледная кожа.

Грустные нефритовые глаза.

Элла Санбери.

Пряди рыжевато-каштановых волос падают ей на лицо, пока она свешивается с края, не замечая моего присутствия. Ее внимание приковано к воде, текущей вниз по течению. Она наклоняется все ниже и ниже, и у меня замирает сердце, когда я думаю, не собирается ли она перевалиться через край и прыгнуть в воду. Может, она хочет смыть свою жизнь? На мгновение мне кажется, что она до боли похожа на меня, наблюдая, как ее волосы развеваются на ветру ранней осени. Я тоже стоял на этом мосту, в такой же позе, завороженный бегущей речной водой и молясь, чтобы она сжалилась надо мной и унесла меня прочь.

Девушка приподнимается, откидывая волосы с лица.

Ветерок затихает.

И я тоже.

Она поворачивает голову в мою сторону, и наши взгляды встречаются. В глазах мелькает узнавание. Элла выпрямляется и застывает, пальцами обхватив перила.

Она не улыбается, и я тоже.

Я не машу рукой, и она тоже.

Мы просто смотрим друг на друга, пока солнце освещает ее и заставляет ее волосы мерцать, как яркое пламя. Воспоминания вспыхивают в моей голове. Прекрасные, давние воспоминания о том, как она улыбалась мне на школьном дворе в первый день первого класса, держа на коленях книжку рассказов про Винни-Пуха, и я всем сердцем думал, что однажды она станет моей.

Глупость.

Глупые, дурацкие детские фантазии.

Я сглатываю, горло сжимается, пока дым закручивается вокруг меня и уносится в небо. Мое дыхание сбивается. Удивительно, почему я смотрю на нее и почему кажется не могу от нее оторваться.

Но долго гадать не приходится.

Девушка моргает, опускает взгляд на воду и разрывает ощутимую связь, когда серые, как вода, облака надвигаются, затмевая солнечный свет.

Проходит еще мгновение, прежде чем она бросает на меня последний взгляд с выражением лица, которое кричит: «Пошел ты, «Доктор Пеппер»».