Поймать солнце
Шрифт:
Женщина проходит дальше в комнату, тепло улыбаясь.
— Так приятно видеть, что твои глаза открыты. Как ты себя чувствуешь? Ты меня понимаешь?
Наоми подходит ко мне, поправляя постель, чтобы мне было удобнее.
— Понимаю, — отвечаю я, мой голос хриплый, едва слышный. — Что случилось?
— Ты в больнице. Что ты помнишь?
Я закрываю глаза. Мой разум — чистый холст, а желание вспомнить — кисти и краски. Образы проносятся в моей памяти, когда я поднимаю кисть и наблюдаю, как цвета оживают в аккуратных мазках.
Оранжевый.
Брызги
Я смотрю вверх на мерцающие вспышки света, когда громкие раскаты эхом проносятся сквозь темноту и смешиваются с далекими возгласами.
— Фейерверк, — бормочу я, глаза по-прежнему закрыты. — Я помню фейерверки.
— Это хорошо, мисс Элла, — отвечает Наоми, подтаскивая стул поближе и усаживаясь рядом с кроватью. — Ты здесь уже давно. Помнишь, что было до того, как ты попала сюда?
Я тянусь к информации из самых глубин своего мозга, но все вокруг как в тумане. Оранжевый фейерверк… а потом темнота.
— После этого ничего, — шепчу я.
— Это нормально. Воспоминания могут возвращаться через несколько часов или дней. Иногда дольше, — объясняет она. — Ты помнишь что-нибудь до фейерверка?
У меня перехватывает дыхание.
Поцелуй.
Я помню, как целовала красивого мальчика. Я прижималась спиной к двери, запустила руки в его волосы. Голубые глаза смотрели голодно и обожающе, когда он отстранился и улыбнулся мне так, будто я его самое настоящее сокровище.
«Целовать тебя — все равно что ловить солнце».
Я медленно выдыхаю.
— Поцелуй, — говорю я ей. — Мне кажется, я была у себя в комнате. Я слышу… рождественскую музыку.
Наоми кивает, оценивая мои жизненные показатели.
— Тебя нашли у подножия крутого обрыва. Ты упала и сильно ударилась, — говорит она. — Ветки деревьев затормозили падение и смягчили удар, поэтому тебе очень повезло. Такое падение могло закончится гораздо хуже.
— Как давно я здесь?
Ее взгляд смягчается сочувствием.
— Четыре недели.
Паника пронзает мою грудь.
Четыре недели.
Четыре. Недели.
Наоми кладет руку мне на плечо и нежно сжимает его.
— Скоро придет врач. Вам нужно многое обсудить. На некоторое время мы запретили посещения, пока следим за твоим состоянием. В первый раз, когда ты очнулась, ты была очень возбуждена, поэтому нам пришлось дать тебе успокоительное.
Четыре недели.
Это все, что я могу слышать.
Все, что я могу воспринять.
Слезы жгут мне глаза, а тело начинает дрожать.
— М-моя мама… она здесь? — спрашиваю я, голос дрожит.
— Да. Она в приемной с твоим парнем. Они были здесь каждый день.
Мой парень.
«Целовать
Я качаю головой и поднимаю обе руки к волосам. Провода спутываются, а звуковые сигналы моего аппарата учащаются. Когда запускаю пальцы в волосы, то замечаю, что они не все на месте. Меня охватывает беспокойство, когда я провожу рукой по затылку и почти ничего не нащупываю.
Максимум полдюйма волос.
— Мои волосы… — хриплю я, еще больше паникуя. — Где мои волосы?
Наоми встает и возится с аппаратом.
— Да, милая. Чтобы сделать операцию, пришлось побрить затылок. Не переживай, они отрастут. Ты выглядишь прекрасно.
Я начинаю всхлипывать.
— Нет… нет.
— Все в порядке. Сейчас отдыхай. Когда проснешься, доктор будет здесь, чтобы поговорить с тобой.
— Нет, пожалуйста. Я хочу… мне нужно…
— Все в порядке. Просто отдыхай.
Ее голос звучит далеко, когда я поворачиваю голову и смотрю в окно, все вокруг затуманивается. Меня охватывает умиротворение, готовое унести меня прочь.
Прежде чем отключаюсь, мой взгляд останавливается на прикроватной тумбочке.
Оранжевые розы. Красные розы. Розовые розы.
А рядом с ними стоит крошечный терракотовый горшок с оранжевым карандашом, торчащим из земли.
В моей памяти всплывают воспоминания о мальчике, который забирался ко мне в окно. Нес меня с озера. Танцевал со мной, обнимал, целовал на старом мосту.
«Останься».
Я тянусь к нему.
Я не могу его отпустить.
— Макс, — шепчу я, когда мир исчезает.
***
В моей комнате мужчина. Солнечный свет, проникавший через окно, теперь сменился черной пеленой. Даже флуоресцентные лампы над головой потускнели, сообщая мне, что сейчас ночь.
Я тереблю колючее покрывало и поднимаю глаза на стоящую надо мной фигуру.
— Привет, Элла. Я доктор Гарсия, невропатолог. Я наблюдаю за твоим лечением. — Доктор стоит у моей кровати с планшетом в руке, облаченный в белоснежный медицинский костюм. Он хмурит свои густые темные брови, изучая меня. — Уверен, у тебя много вопросов, поэтому начну с твоих травм и лечения, которое ты получала в течение последних четырех недель.
Четыре недели.
До сих пор не могу в это поверить.
Я уже два дня то прихожу в сознание, то теряю его.
Обрабатываю. Вспоминаю.
Погружаюсь в эти воспоминания.
Кусочки встают на свои места, один за другим, час за часом.
Какое-то время я находилась между сном и реальностью. Вымыслом и правдой. В какой-то момент могу поклясться, что видела Джону, который сидел у моей кровати и говорил, что со мной все будет хорошо. Но потом я снова погрузилась в сон, а когда проснулась, оказалась одна. Это был всего лишь сон.