Поймать солнце
Шрифт:
Стресс съедает меня заживо.
Элла. Папа. Я знаю, что старшая школа скоро закончится, и я, черт возьми, понятия не имею, что мне делать со своей жизнью. Ни стремления к колледжу, ни грандиозных планов, ни Эллы, которая провела бы меня через пугающие неизвестности. Никогда еще я не чувствовал себя настолько разбитым и побежденным.
Маккей идет за мной к грузовику, мы запрыгиваем внутрь, и я завожу двигатель.
— Все будет хорошо, — говорит он мне, откидываясь на спинку сиденья и глядя в окно с напряженным выражением лица. Его колени подпрыгивают
Я ничего не отвечаю, выезжаю задним ходом с парковки и мчусь навстречу обманчивому солнечному свету.
В другой жизни я мог бы ему поверить.
ГЛАВА 31
ЭЛЛА
Дом, милый дом.
Моя спальня выглядит так же, как и прежде, все на своих местах. Переплетные принадлежности разбросаны по столу, а простыни помяты с тех пор, как я спала на них в последний раз. Даже моя лавовая лампа горит ярко, отбрасывая пурпурный отблеск на стены цвета дыни.
Я опираюсь на ходунки, обхватив пальцами ручки.
— Я оставлю тебя наедине, — говорит мама у меня за спиной, протягивая руку и сжимая мое плечо. — Не торопись и отдыхай. Я приготовлю нам горячую еду.
Я тупо смотрю на плакат с лошадьми, приклеенный к моей стене, и представляю себя скачущей под небом Мичигана.
— Я не голодна.
— Тебе нужно поесть. Тебе понадобятся силы, пока поправляешься.
— Я и так прекрасно поправляюсь. Двигаюсь, становлюсь сильнее с каждым днем. — Это правда. Моя мышечная атрофия уменьшилась благодаря неделям физиотерапии. Сегодня утром я даже сделала несколько шагов без ходунков. — Я поем, когда проголодаюсь.
— Элла.
— Что ты собиралась сказать мне в больнице в тот день, когда я очнулась? — Стискиваю зубы, не сводя взгляда с комнаты передо мной. Я слышу, как мама резко втягивает воздух у меня за спиной. — Ты больше не поднимала эту тему. Но звучало важно
Проходит несколько тихих ударов.
— Бабушка в хосписе. Я не хотела тебя беспокоить.
— Ты же говорила мне, что она больна.
— Да, но все гораздо хуже. У нее осталось не так много времени.
У меня щемит сердце. Мы с бабушкой Ширли никогда не были близки, но она — моя семья. И кроме меня, она — все, что осталось у моей мамы.
— Мне очень жаль. Я бы хотела навестить ее.
— Я знаю, милая, — говорит мама. — Я собираюсь приготовить нам что-нибудь вкусненькое…
— Но дело не только в этом, — перебиваю я.
Она замолкает, снова втягивая воздух.
— Что?
Я интуитивно чувствую, что мама что-то от меня скрывает. Я просто знаю это. Конечно, она расстроена из-за бабушки Ширли, но это не то, о чем она собиралась рассказать мне в больнице той ночью. Я медленно поворачиваюсь, опираясь на ходунки. Мама стоит там, прижав одну руку к ключице, а в ее глазах мерцают невысказанные слова.
— Расскажи мне, — призываю я ее.
Ее взгляд опускается на ковер.
— Мама… пожалуйста.
— Хорошо, — соглашается она, сглотнув. — Это… об отце Кая. Риккардо.
Я моргаю.
На то, чтобы осмыслить слова,
— А что с ним?
— Ну, мы сблизились за последние несколько месяцев, пока ты была в больнице. Мы начали встречаться, — признается она. — Я не хотела тебя шокировать. Я знаю, это странно. Я ни с кем не встречалась с тех пор, как ушел твой отец, а это было больше десяти лет назад, так что, надеюсь, ты не станешь думать о…
— Мама, — прерываю я ее. — Я думаю, это потрясающе. Почему ты боялась сказать мне об этом?
Она поджимает губы, покачивает головой и пожимает плечами.
— Я… не знаю. Прости. Я подумала, что ты расстроишься и воспримешь это неправильно.
Нахмурившись, я качаю головой в ответ.
— Ни в коем случае. Я рада за тебя. Очень рада.
— Правда?
— Правда. — Прищуриваю глаза, переваривая эту неожиданную информацию. — Бринн мне не сказала.
— Я попросила ее не делать этого. Подумала, что для тебя это будет слишком тяжело. Ты была такой хрупкой, Элла. Я хотела быть осторожной.
— Ну, все хорошо. Более чем хорошо, — говорю я, впервые за последнее время ощущая радость. Маме было одиноко. Она заслуживает того, чтобы снова наслаждаться романтикой. — Я рада за тебя.
Ее улыбка становится шире, и она быстро кивает головой.
— Спасибо. Пойду приготовлю запеканку. Ты должна что-нибудь съесть.
Я начинаю протестовать, но она уже идет по коридору в сторону кухни. Вздохнув, закрываю за ней дверь и наслаждаюсь тишиной. Стою в центре комнаты, обводя взглядом небольшое пространство и нагромождение беспорядка.
Когда взгляд натыкается на мое отражение в зеркале напротив, я останавливаюсь, чтобы посмотреть. По-настоящему взглянуть на себя. И решаю, что внешне в точности отражаю свои внутренности. Больная и истощенная. Анемичная. Моя бледная кожа почти прозрачна, под глазами залегли серые круги. Некогда блестящие волосы свисают бесцветными прядями, обрамляя мое лицо, благодаря дешевым туалетным принадлежностям, предоставленным больницей и реабилитационным центром. Мама привезла мой любимый кондиционер, но он так и не покидал моего рюкзака. Здоровые волосы не казались важными в то время, когда все остальные части меня работали на износ. Больная душа и прикованное к постели сердце.
Врач сказал мне, что, скорее всего, у меня депрессия и перепады настроения. Несколько раз ко мне приходил психотерапевт, чтобы поговорить со мной, но что я могла сказать? В декабре прошлого года я была на грани того, чтобы влюбиться в парня, и этот парень жутко похож на человека, который напал на меня и оставил умирать?
Нет.
Здесь нет исцеления. Есть только зияющая рана, кровоточащая от иронии.
Хотя Бринн была для меня источником тепла и утешения, я заметила, что с некоторых пор… перестала добавлять восклицательный знак в конце ее имени. Медленно подхожу к кровати, срываю с матраса стеганое одеяло, подношу его к зеркалу и накрываю им стекло. Я не хочу видеть физических свидетельств своего упадка.