Поющая в репейнике
Шрифт:
Блинова отплевывается, ворчит, пыхтит и осуждающе смотрит на Утку, которая принимается щебетать по телефону с Бобочкой.
В кухоньке тети Али царит уныние. За столом сидят четверо: хозяйка, Трофим, Маня и Рита. Суп остывает в тарелках, часы бухают в зловещей тишине, Аля вздыхает, косясь на холодильник, где морозится попусту водка.
Одиннадцатый час вечера, а Полкана все еще нет. И телефон его выключен.
– Ну что, еще раз позвоним? – спрашивает Маня у Трофима.
Все взоры обращаются к мужчине,
– Тщетно. И время не оставляет нам выбора. Дезертира сбрасываем со счетов.
Седов пружинисто поднимается. Он сосредоточен и значителен. Меланхолии во взоре как не бывало. Рыхлые щеки пышут решительностью.
– К сожалению, машину мне в Алином дворе не развернуть. Так что завтра, как и договаривались, я жду вас на перекрестке. Увы, придется вам пользоваться услугами такси. Это плохо. Но лучше, чем «ауди» Ритину светить. Это она права.
Звонок в дверь заставляет всех вздрогнуть.
– Супин! – кидается ко входу Маня. – Так что, таксисты, может, и не понадобятся! Полкан не бросит нас!
– Свежо предание, – мрачнеет Трофим.
В квартиру вваливается главбух. Не входит, не вплывает, не перешагивает порог. Вваливается! Он с трудом держится на ногах, близоруко щурится по причине отсутствия на лице очков, залихватски улыбается и держит на вытянутой руке ворох желтых тюльпанов.
– Мария, я категоти… категорически вас приветствую! – трясет поникшими цветиками Полкан.
– Павел Иванович! Да где же это вы так… назюзюлились? – растерянно хмыкает Маня, беря у Супина цветы.
Тетя Аля шепчет племяннику в ухо:
– Вот видишь, позволил себе человек. Нормальный, значит. Негодяй бы не позволил. Какой ласточка-то…
Тетя Аля улыбается, принимает букет у Мани. Трофим же натягивает свитер, не только не желая порхать вокруг ненадежной «ласточки», но даже находиться с ней в одной кухне.
Лишь Рита с недоумением и болью смотрит на происходящее.
– Спасение утопающих, как вы догадываетесь… – Полкан пытается стянуть ботинки, но это у него не получается, и он валится на пуфик. Маня, хохоча, помогает шефу разуться.
– Спасение, – назидает Супин, тыча длинным пальцем, – в наших руках. Вот он – Бэтмен большого пути! – вскидывает руку в сторону Трофима главбух. – Завтра мы полетим с плащом и маской в сторону черных захватчиков, чтобы вырвать… и все!
Павел Иванович в изнеможении откидывается.
– Спасибо, Голубцова. Вы чудно добры. И кудри вам к лицу. Философ совершенно прав. Жизнь – треугольная штука, черт возьми!
– Ну ладно, Павел Иванович, пойдемте ужинать и отдыхать, – пытается подставить плечо Полкану Маня.
С ее помощью Супин встает и движется в сторону кухни.
Трофим становится монументальной преградой на их пути.
– Тосик, ну что ты, в самом деле? – возмущается Маня.
– Я все сказал. Маргарита поняла. Буду ждать в семь ноль-ноль на условленном месте. Надеюсь, без неожиданных
– Тосик, останься! Куда же ты? – лепечет тетя Аля.
– Я – спать. Утро предстоит сложное, – гордо обрушивает себе на голову шапку-ушанку Трофим и, запахнув пуховик на манер Бэтмановского плаща, удаляется из квартиры.
– Я снова все сделал не так? – смотрит растерянно на Маню Полкан.
– Все так, Павел Иванович.
Маня отводит глаза от близкого и доверчивого лица шефа. От него пахнет хорошим коньяком, сигаретами, одеколоном. Пряным, дурманящим.
«Господи, я ног не чувствую. И вспотеть только не хватало», – проносится в Маниной смятенной голове.
Но, слава Богу, Супин усаживается на стул и хватается за ложку.
– Ни черта не ел! Только пил… О, какое счастье – горячее!
Он говорит что-то еще, прихлебывая и глотая. Слов женщины не разбирают. Они, как зачарованные, смотрят на него, одинаково подперев руками щеки. Три девицы у стола.
Первой спохватывается тетя Аля.
– Добавочки, конечно! – она подливает Полкану супа и снова подпирает щеку.
– Простите меня. Расклеился что-то… Но завтра, в семь ноль-ноль… Так ведь? В семь? Я готов. Решительно готов. И незачем было размазывать меня по стенке. Да!
Супин пытается собраться с мыслями и восстановить привычную мину непререкаемого достоинства.
– Отдохните, Павел Иванович, а утром посмотрим, – подает голос Рита. – Вы сегодня ничего не выяснили? Не были у генерального в больнице?
Супин обреченно мотает головой.
– Все впустую. И генеральный плох. Придется нам идти на крайние меры. И мне… страшно. А вам? Неужели вам всем не страшно? А если тюрьма? А если охрана Кашина схватит и покалечит? Или вовсе убьет? Рита, что вы молчите?!
Маню поражает искренность, с которой Полкан расписывается в своей слабости.
«Он – настоящий. Конечно, не Бэтмен. Да и к свиньям этого голливудского шута! Хочу встретить вот такого, живого…»
Рита пожимает плечами.
– Никакой охраны быть не должно. Водитель и нянька. Но, быть может, вам и вправду лучше не рисковать? В конце концов, помогать человеку, который лишает вас работы и едва ли не сажает в тюрьму, – абсурд.
– Бросьте, Кашина, делать из меня слизняка. Мне ведь тоже нечего терять. Выбора нет.
Он скребет ложкой по тарелке, подбирая остатки лапши. Посуда после трапезы аккуратиста выглядит образцово – можно и не мыть.
Тетя Аля тянется к холодильнику. Маня категорично машет на тетку. Аля сникает и снова укладывает щеку-плюшечку на руку.
– А где ваши очки? И машина? – спрашивает Маня.
– О! Очки вроде в пальто. Они все падали в грязь почему-то… А машина там… – он неопределенно кивает в пространство. – Не беспокойтесь. Я посплю, встану в пять и буду на месте с машиной в нужное время. Спасибо, как всегда, все очень вкусно.